Поймайте мне колобуса

Попозже мы отправились на переговоры к местным властям, оставив Долговязого Джона присматривать за животными. Глава районной администрации совещался с деревенскими старостами, и нам пришлось ждать конца совещания, прежде чем он нас принял. Это был очень симпатичный молодой еще человек в простом белом одеянии и пестрой ермолке; большинство старост щеголяли в роскошных красочных мантиях. Через переводчика я объяснил, для чего мы приехали в Сьерра-Леоне, и подчеркнул, что нам особенно важно снять и поймать живьем гверец обоих видов. Слово «живьем» пришлось повторить несколько раз, потому что они привыкли расправляться с обезьянами и никак не Могли взять в толк, что нам нужны живые и невредимые гверецы. В конце концов до них дошел смысл моей просьбы; оставалось только надеяться, что они пошлют в деревни гонцов с четкими инструкциями.

Беседа с этими людьми доставила мне истинное удовольствие. Я любовался их красивыми выразительными лицами. Большие черные глаза смотрели строго и оценивающе, как у какого-нибудь уличного торговца с лондонской Петтикоут-Лейн, но малейшей шутки было достаточно, чтобы в них заплясали веселые чертики, обличая столь редкую у европейцев живость чувств.

По словам районного начальника, если бы речь шла только о съемках, лучше всего подошла бы плантация какао неподалеку от деревни, там всяких обезьян хватает. А вот для облавы место неподходящее, придется ехать в другую деревню, подальше. Что ж, посмотрим на ближнюю плантацию, раз уж мы здесь.

По пути туда я размышлял о том, как в Сьерра-Леоне обходятся с обезьянами. Ежегодно во время облав убивают от двух до трех тысяч. Дело в том, что обезьянам, на их беду, не втолковали, какую важную роль в экономике страны играет какао, поэтому они вторгаются на плантации и причиняют немалый ущерб. Приходится ограничивать их численность, но при этом, к сожалению, не делают различия между видами. В Сьерра-Леоне участникам обезьяньих облав платят вознаграждение с головы, и они убивают всех обезьян без разбора. В том числе и оба интересовавших нас вида гверец, хотя теоретически они охраняются законом. Вот вам типичный пример того, как одного казнят за грехи другого – ведь гверецы не причиняют никакого вреда плантациям какао.

Сколько раз наблюдал я такие картины, и всегда досадно становится: государства готовы выложить миллионы на воздушные замки, а на охрану животных и гроша жалко. И получается, например, что ежегодно убивают три тысячи обезьян, половина которых вовсе и не посягала на урожай какао. Больше того, гверецы могли бы стать неплохим аттракционом для туристов.

Как только мы приехали на плантацию, я понял, почему нужны облавы. Куда ни взглянешь, на молодых деревцах какао кормятся целые отряды обезьян. Но, как я и предполагал, среди них не было ни одной гверецы; преобладали мартышки диана и зеленая. Глядя на правильные шеренги молодых деревьев в питомнике, нетрудно было представить себе, что буйная обезьянья ватага способна за десять минут очистить двух-трехлетнее деревце от листьев.

Крис со своими товарищами установил аппаратуру и принялся снимать мартышек, а я пошел на край плантации и скоро очутился в лесу. Четкого рубежа нет, но когда вам перестают встречаться деревья какао, только лесные породы стоят кругом да могучими окаменевшими фонтанами рвутся ввысь шелестящие прутья бамбука, вы понимаете, что плантация кончилась. Необычно было пробираться сквозь заросли бамбука, где мощные стебли, иные толщиной с бедро человека, певуче поскрипывали от малейшего ветра. Наверное, такую же музыку слышали некогда моряки, идя на всех парусах мимо мыса Горн.

Я искал гверец, но ведь в тропиках на каждом шагу видишь столько интересного, что поневоле отвлекаешься. То совсем незнакомый цветок, то ярко окрашенный гриб или лишайник, то не менее живописная древесная лягушка или кузнечик. Тропики можно сравнить с каким-нибудь роскошным творением Голливуда – сразу чувствуешь, насколько ты, в сущности, мал и ничтожен пред ликом сложного и прекрасного мира, в котором обитаешь.

Я тихо шел через лес, поминутно останавливаясь, чтобы получше рассмотреть какую-нибудь диковинку. И вдруг, на радость мне, явилось то, что я искал! Что-то прошуршало на деревьях впереди меня, я осторожно направился туда и прямо перед собой увидел стаю черно-белых гверец. Стая была небольшая, шесть особей, и одна самка держала на руках двойню – случай довольно редкий. Обезьяны спокойно уписывали листья метрах в пятнадцати над моей головой, не проявляя ни малейшей робости, хотя они, конечно же, заметили меня. Разглядывая их в бинокль, я заключил, что они далеко не такие живописные, как красно-черные гверецы, но в них была своя прелесть. Черная-пречерная шерсть – и белоснежные хвосты; вокруг мордочки словно рамка из белой шерсти; и держатся с таким достоинством, будто члены какого-то неведомого религиозного ордена. Насытившись, гверецы двинулись дальше.