Поймайте мне колобуса

Минуту-другую держала Шеена малыша таким образом, потом понемногу ослабила хватку и принялась рассматривать его. Прежде всего она языком и губами очистила ему макушку, которая порой вовсе исчезала у нее во рту. Зная, какие у Шеены большие и крепкие зубы, я опасался, как бы она не раздавила мягкий череп малыша. Но, видно, она все проделывала очень нежно, потому что детеныш не выказывал ни малейшего беспокойства. Дальше она принялась отмывать ему пальцы рук, и ног, тщательно обсасывая каждый палец и вылизывая ладони. Потом, держа малыша на ладонях, как в колыбельке, вылизала ему глаза. Время от времени она шумно выдыхала воздух, сложив губы трубочкой, – то ли сбрызгивала слюной отмываемое место, то ли выражала так нежные родительские чувства. Меня удивило, что Шеена не очищает тельце детеныша. Длинная пуповина достигала двух с половиной сантиметров в толщину, а размеры прикрепленной к ней плаценты составляли примерно тридцать на двадцать сантиметров. Только умыв малышу руки, ноги и голову, Шеена обратила внимание на пуповину и послед. Вот еще забота! Она заходила взад-вперед по полке, прижимая к себе дитя левой рукой и держа в правой пуповину с болтающейся на ней плацентой. Положит плаценту, накроет ее соломой, притопчет, потом отойдет в сторонку и сядет, словно убежденная, что наконец-то отделалась от раздражающего ее предмета. Но уже через несколько минут оказывалось, что малыш по-прежнему соединен пуповиной с последом, и вся процедура повторялась За полчаса Шеена, на верно, раз шесть или семь закапывала послед в солому. Один раз подошла к краю полки, и плацента, к нашему ужасу, закачалась в воздухе, будто маятник. Оборвись пуповина, и малыш вполне мог истечь кровью.

К этому времени весь Административный комитет собрался у клетки, пришел и наш врач, который как раз навещал заболевшего сотрудника. Все с увлечением наблюдали за происходящим, но, когда Шеена принялась жонглировать плацентой, доктор в ужасе отвернулся.

– Не могу смотреть, – сказал он. – Страшно подумать, что случится, если она ее выпустит.

К счастью, Шеена крепко держала пуповину, вес последа приходился на ее руку, и с малышом ничего не случилось. Вскоре она спустилась с полки, захватив пук соломы, – видно, подумала, что теперь-то избавится от надоевшей ноши, – но через минуту опять залезла на полку.

Через час Шеена смирилась с тем, что пуповина с плацентой – неудобный, но неотъемлемый атрибут материнства, и принялась более внимательно изучать послед. Ткнет пальцем – оближет его. Еще через полчаса она взяла послед в руки и принялась его есть, но как-то нерешительно, просто чтобы отделаться, и одолела только половину. Малыша она при этом прижимала к груди, однако все еще не подносила к соску. Мы встревожились, ведь после первых родов у обезьян нередко случается, что малыш умирает с голоду, если мамаша инстинктивно не покажет ему соски или держит его так, что ему до них не дотянуться. Но Шеена держала малыша достаточно высоко, и вскоре он нащупал грудь, мы видели, как он сосет попеременно то из правого, то из левого соска Подзакусив, детеныш неожиданно издал приветственные звуки шимпанзе: «Эх, эх, эх, эх, эх». Шеена очень живо реагировала, еще крепче прижала дитя к груди, пристально разглядывая его мордочку и вылизывая ему глаза.

Вечером она улеглась спать на правом боку, пристроив малыша рядом с собой, и мы облегченно вздохнули: пока что все идет хорошо!

На другой день пуповина подсохла, плацента тоже, но Шеена больше не пыталась ее съесть. На третий день окончательно высохшая пуповина, к явному облегчению Шеены, сама обломилась. Малыш развивался нормально, ел хорошо, и мать не страдала от недостатка молока.

Сами понимаете, персонал Дома млекопитающих ходил с гордым видом. Что ни говори, не так-то просто добиться размножения шимпанзе в неволе. Даже в таких старых европейских зоопарках, как Антверпенский, которому теперь лет сто, не удалось получить потомства от шимпанзе. Словом, мы были очень довольны собой.

Малыш быстро рос, и Шеена показала себя заботливой мамашей. Вскоре детеныш уже ползал по иолу, иногда даже карабкался на решетку. Но стоило ему только пискнуть, как мать бросалась на зов и прижимала драгоценное чадо к груди. Примерно в четыре месяца Мафит – так мы назвали малыша – проявил интерес к фруктам. Первое время он просто мусолил их во рту, но затем научился есть. И начал сосать молоко из бутылочки. По нашим наблюдениям, в этом же возрасте он начал играть соломой. Ползает по клетке, собирает солому и тащит в одно место. Впечатление было такое, что он именно играет, а не устраивает ложе. Но уже через две недели мы стали замечать, как он на полке собирает, укладывает и приминает ногами солому, делая миниатюрные копии гнезд, которые мать сооружала каждый вечер.