Пойманная

Надежда, потребность, желание… и затем отказ. Боль, хуже смерти. Снова как с Фионой. Но Сильван никогда не был таким, даже в прошлый раз, когда хотел да не смог востребовать невесту. Он никогда раньше не выглядел настолько хреново. Очевидно, что его потребность заклеймить Софию повелевала им, как жестокий хозяин, подталкивала его взять её, чтобы образовать с ним связь. Но он был полон решимости бороться с этим. Брайд знал своего брата — не существовало более благородного мужчины. Поэтому не удивительно, что Сильван отказывался связывать её против воли.

Брайд смотрел на брата с чистым состраданием. Он хорошо помнил боль, когда Оливия не позволяла ему пометить её и связаться с ней! Аргументируя это тем, что ей придется оставить на Земле всех родных. У Софии такой причины не было, так как её любимая сестра-близнец уже жила на материнской станции Киндредов. Ясно одно, она определенно отвергала Сильвана. Почему? Он хотел расспросить брата, вникнуть в суть проблемы, но он ясно дал понять, что не намерен обсуждать свою боль. То, что он вообще заговорил об этом, а не скрыл, как обычно, показывало, насколько сильны его страдания.

— Теперь ты понимаешь, — продолжил Сильван, нарушив ход его мыслей. — Я должен верить, что едва мы вернемся на станцию, всё образуется. Либо так и будет… либо я рехнусь. — Он посмотрел на Брайда пустым полубезумным взглядом. Сильван и выглядел, словно уже стоял у самого края и смотрел в бездну.

— Тогда я буду молиться, чтобы ты оказался прав, брат, — тихо произнес Брайд. Он осмелился протянуть руку и сжать его здоровое плечо, выражая тем самым свое сочувствие.

Сильван кивнул с непреклонным выражением на лице:

— Когда мы доберемся до материнской станции, всё закончится. Но до тех пор София моя, чтобы оберегать и лелеять.

— Понимаю, — сказал Брайд, кивнув. — Не волнуйся, скоро мы окажемся дома, и тогда твое бремя спадет. — Надеюсь.

Сильван помотал головой:

— Я не хочу возвращаться на станцию. Мне нужно кое-что сделать, выполнить одно поручение в родном городе Софии. Прежде чем вернуться, притормозишь у Тампы?

— Ну, я здесь по специальному разрешению Высшего совета, — заверил Брайд. — Приказа вернуться назад немедленно не было, и Оливия кое-что хотела бы забрать из своего старого дома. Поэтому, почему бы и нет.

— Хорошо. — Сильван кивнул, как будто приняв окончательное решение, и почему-то это тревожило. — Не переживай, это не займет много времени.

— Тебе лучше не опаздывать, — ответил Брайд, шутя. — Или Оливия сдерет с нас шкуру. Она сказала, что нам лучше быть дома к позднему обеду, иначе мы целый месяц будем питаться только червями гриза.

Сильван кивнул, но даже не улыбнулся. Очевидно, глубоко задумавшись. Вероятно, о своем поручении, каким бы оно ни было? Интересно, почему женщина, которую он желал, так отчаянно его не хотела?

Брайд переживал, но ничего не мог сделать или сказать. Сильвану никто не мог помочь, кроме Матери всего живого… или Софии. Человеческая женщина, которую он так бережно нес, держала в своих руках ключ к исцелению его сердца… или могла уничтожить его навсегда. Брайд лишь надеялся, что она смягчится.

* * *

Софии снился невероятно странный сон.

О Сильване. Не о хладнокровном, последовательном Сильване, которого она знала до того, как они застряли в той хижине. Нет, этот Сильван отличался, как полыхающее солнце от ледника. Он больше не выглядел хладнокровным и собранным. На самом деле он был ужасно уставшим и раненым, с безумным взглядом. Полный решимости сделать то, что задумал.

Она наблюдала, как он быстро принял душ в её доме (Что он там делал?) и вытерся её любимым пляжным полотенцем с подсолнечниками. Его мускулистое тело было покрыто ужасными рваными рана, несомненно, от драки с урликами. Некоторые, казалось, уже исцелялись, оставляя после себя множество шрамов.

Наблюдая за большим воином, за тем как устало он двигался, страдая от ужасных ран, которые получил из-за неё, София за него переживала. Она ощущала его боль даже во сне. Ей хотелось сделать ему массаж, снять напряжение с его широких плеч. Она бы заставила его лечь на диван (если он на нем поместится) и сделала бы ему куриный суп с лапшой, позволила бы ему смотреть дрянные дневные телеканалы, сколько влезет. Именно так её мама всегда лечила любую болезнь, от простуды до сердечных разочарований, и именно это сделала бы София для Сильвана.

«Хотела бы я позаботиться о тебе, — тоскливо подумала она. — Стереть это мрачное выражение с твоего лица, увидеть, как ты сверкнешь своей легкой неповторимой улыбкой. Возможно, услышать, как ты смеешься. — Она когда-либо слышала его смех? Софи так не думала. — Держу пари, он великолепно смеется своим низким баритоном. Хотела бы я услышать его смех хоть один раз».

Не в силах сдержаться, она потянулась к нему… и поняла, что заперта во сне, ей ничего не оставалось делать, кроме как наблюдать.