Поймать невидимку

А ведь я уже почти обрадовалась – долгое время на тесте ничего не показывалось. Точнее сразу же обозначилась горизонтальная, «небеременная» полоска, а спустя какое-то время – когда я уже успела договориться со всеми высшими силами, что за такое благоволение к себе обещаю быть хорошей девочкой, немедленно начну готовиться к вступительным экзаменам и уж точно-преточно отныне буду предохраняться сама – нарисовалась и вертикальная, будто в насмешку над моими молитвами и клятвами.

– Можно войти?

Я встала, пересекла ванную и отперла дверь.    

Почему-то смотреть ему в глаза было стыдно - как будто во всем это была моя вина. Как будто я специально все это затеяла – вроде того, как женщины беременеют от богатых мужчин, с целью захомутать их или развести на алименты.   

Внезапно меня обняли – так крепко, что я чуть ни задохнулась.

– По-моему, я только что полюбил тебя еще сильнее сейчас, – пробормотал Богдан мне в волосы. – Если это в принципе возможно.

Я чуть освободилась, выдохнула и подняла голову.

– Ты правда не сердишься?

От изумления он даже закашлялся.

– За что мне сердиться?! За то что Я заделал нам с тобой ребенка? Ты вообще нормальная? А, Сонь?

Несмотря на грубоватый тон, мое сердце запрыгало от радости. «Нам с тобой». Боже, как прекрасно это звучит!

– И что? Я буду рожать?

– Конечно будешь!

– В девятнадцать? – я поежилась. – Если честно, не уверена, что я готова к такому повороту… Может, подождем еще пару лет?..

Он прижал палец к моим губам.

– Даже и слышать ничего не хочу. Потому что это тебе девятнадцать. А мне, если помнишь, в следующем месяце сороковник. Хочешь, чтобы в школе все считали меня дедушкой?

Я улыбнулась, представив себе Мещерского на родительском собрании, в окружении толпы молодых мамочек.  

– А как же учеба?

– Подождет твоя учеба, никуда не денется.  

Взяв за руку, он повел меня в гостиную, усадил рядом. И очень вовремя усадил – потому что у меня вдруг сильно-пресильно закружилась голова. Господи, неужели началось! Ведь всего-то три недели с моего «залета», еще и обжиться не успели, а уже токсикоз – стану злая, дерганная, растолстею… А потом – роды… Говорят, это полный кошмар, даже если с анестезией, а я не хочу анестезию, говорят, от нее инвалидом можно стать… А потом – бессонные ночи, и опять злая, дерганная, необразованная, с обвислыми сиськами… Нет, это нормальные сиськи обвисают, а мои просто в два прыща превратятся после года кормления…  

Меня больше никто не стискивал в объятьях, и тем ни менее дышать стало нечем. Хватая ртом воздух, я откинулась на спинку дивана...

– Что? – забеспокоился Богдан. – Плохо? Воды, да? Галя!! Стакана воды сюда, быстро! Детка, успокойся, у тебя просто паническая атака… Сейчас я открою окно…

Он вскочил, покрутил ручку оконной рамы, и в комнату заструился свежий утренний ветерок. Вернулся и принялся обмахивать меня каким-то журналом.      

– Вот, нате… - вбежала домработница, с озабоченным видом протянула мне до половины налитый стакан. – Может скорую вызвать, Богдан Александрович?

– Не надо, она просто испугалась, сейчас отойдет… Пакет со льдом лучше принеси. На лоб положить.

Через минуту мне стало легче – пакет со льдом приятно холодил мозги, паника постепенно улеглась. Но не до конца – продолжила тихо свербить где-то в районе солнечного сплетения.

– А чего испугалась-то? – присев рядом, Галя гладила меня по руке. Внезапно глаза ее угрожающе сузились. – Вы что-ль накричали?

– Вот еще! – возмутился Богдан.

Тут взгляд домработницы упал на тест, все еще лежащий перед нами на журнальном столике. Схватившись за грудь, женщина громко ахнула.

– О да. – с гордостью подтвердил Богдан, поднимая и показывая ей крупный, жирный крестик в окошке. – Так что готовься, Галина – будешь еще и нянькой.

– Она-то может и будет нянькой… А я боюсь! – я вдруг всхлипнула, утыкаясь лицом ему в плечо. – Это же ужасно… Вот так ни с того, ни с сего, и рожать…

Галя фыркнула.

– Тю! В моем городе тебя б уже старой девой считали, если бездетная да не замужем. Тебе ж двадцать почти! Боится она…

В комнате повисла неловкая пауза. Как-то сразу всем стало понятно, что если не по первому пункту, то по второму под Галинину категорию «старой девы» я подхожу целиком и полностью.

Богдан встал, с раздраженным видом заходил по комнате.

– Вот так планируешь предложение руки и сердца под Триумфальной Аркой, готовишься, программу составляешь, а потом вмешиваются… доброхоты хреновы, и все летит к чертям!        

Я замерла.

– Что летит к чертям?

– Предложение, что же еще! Ладно, придется потом для прессы обыграть еще раз… Галя, выйди отсюда!

Обиженно нахохлившись, домработница скрылась за двойными дверьми гостиной, но, судя по звукам, осталась подслушивать.

Опустившись на одно колено, Богдан взял меня за руки.

– Софья Демидова…

– Да? – мой голос вдруг осип, а горло так пересохло, что пришлось сглотнуть.

– Матерью моего ребенка ты все равно станешь, так что надеюсь, что и в замужестве… не откажешь.

Прозвучало это не так уж и романтично… но мне было плевать.