И больно было мне на душе,и сумрачно от того, что , если бы дело иначе обернулось, я бы его до последней капли крови защищала... Но, видно, не заслужила я такого обращения к себе в ответ.
Запястье плотно охватывал браслет-змея, в котором, я знала точно, жил не кто иной, как самый настоящий черт, пусть он ни разу с того самого памятного вечера известий о себе не подавал.
Лорда увезли, а вмести с ним оставили поселение в покое и его враги. Мужики выздоровели,и можно было сделать вид, что ничего и не было, если бы не приходилось мне раз за разом и из взрослых,и с детей, которые в щели подсматривали, страх яйцом заговоренным выкатывать.
Этой зимой все встало с ног на голову: и не сосчитать, сколько раз, минуя договор, я ходила в поселение помогать. лорда и след простыл. оть и божился мне старшина, что отблагодарит меня высший за спасение, да только на то и не надеялась я: ничего хорошего ещё ни одна ведьма от мага не видела.
«Идут», – принес холодный еще весенний ветер, ворвавшись в приоткрытое окошко.
«Идут-идут-идут», - прострекотали бегущие по своим делам белки, передавая осторожный ответ от Хозяина леса.
ще одни. Назвать их «предателями» язык не поворачивался, но и забыть никак не получалось. Выходит,только на себя ты и можешь рассчитывать, ведьма. Только на себя.
Вздохнув, я обратилась туманом. Пристала к пролетающей мимо птичке. Проявилась перед застывшими в ста шагах от опушки леса деревенскими.
– Чего вам? – спросила устало.
Бородатый мужик поставил передо мной на землю большую корзину, доверху наполненную продуктами: колбасы, яйца, молoко, вырезка мяса, сало и даже головка сыра. На самом верху, завернутый в вышитый рушник, лежал каравай. Я нахмурилась.
– Гибнут посевы наши, ведьма. Выручай,иначе голод не оставит на месте нашей деревни ни одного дома. Совсем худо.
В так его словам закивали головами и остальные пришедшие. Надо же, даже ребенка трехлетнего с собой захватили, чтобы меня разжалобить.
Я снова тяжело вздохнула. Приманила волка, осторожно наблюдающего за нами из орешника. Отдала ему в откуп кусень мяса и поручила корзину до дома моего донести.
– Пусть кто-то один проводит меня куда нужно. – Махнула рукой, с силой oтгоняя от себя тоску.
Просыпался дар ясновиденья, который долгие годы дремал в моей крови за ненадобностью. Чувства, обостренные до предела, шептали пока еще несмело: совсем скоро моя простая жизнь изменится. Придется покинуть и обжитый дом, и приветливый лес, и привыкших ко мне людей.
Зерно в недостаточно прогретой, напитанной дождями почве просто гнило. Я с тоской водила раскрытой ладонью над землей, неторопливо шагая прямо по вспаханному полю. Правы были селяне: если ничего не предпринять сейчас – быть беде. Нового посевного зерна, как и денег на него, у них нет. это само по себе уже никогда не взойдет.
– Ежели дело в цене, ведьма,ты токмо скажи. - Шагающий за мной мужик почесал макушку, на которой сварливая жена уже проела приличных размеров плешь. - Мы уж как-то поднатужимся.
Я резко развернулась на пятках, оказавшись с ним лицом к лицу.
– Мне годами жизни расплатиться за эту ворожбу надобно будет. Отдашь за то дочь свою мне в ученицы?
Конечно, это был блеф. Но, чтобы поднять зерно, мне и правда придется выжать из себя все силы, что здоровья точно не прибавит. А дочь мне его без надобности: нет в ней искры. Но с каким-то маниакальным болезненным удовольствием я наблюдала за тем, как перекашивaется лицо мужика. Я могла сражаться с ними плечом к плечу, могла год от года лечить их от хворей и спасать от голода, но ничто не выжжет из их умов мысль, что я проклята. Что я – зло во плоти. Полезное зло во плоти, которое нужно держать на расстоянии, пользуясь так, чтобы не узнал никто.
Не дожидаясь ответа, я обошла мужика и пошла обратно к лесу.
– Стой, ведьма, стой!!! – Он бежал за мной, некрасиво шмыгая носом и размазывая слезы по грязному лицу.
Я остановилась лишь на опушке леса, прижав ладонь к шершавой коре, стоящей у самого края березке. Не могу я бросить их. Не могу.
Дура!
– Как зайдет солнце, пусть мужики у крайнего поля костер такой большой, какой только смогут разведут, и убираются прочь. Никто не должен смотреть, что и как я делать буду. – Вздохнула. - Будет вам урожай. За то пришлете ко мне баб через месяц: нужно будет по огороду и хозяйству мне помочь.
Не прощаясь и не прося помощи у леса, я просто медленно побрела в сторону дома. Длинное платье цеплялось за ветки, пусть они и пытались отклониться, чтобы не мешать мне. Волосы растрепались и лезли в глаза, косынка давно болталась на шее. И чего я плачу? Почему так больно? Разве не знала , чтo такой и будет реакция деревенских?
– Может, я и правда проклята? – спросила тихо, ни к кому не обращаясь.
– Дура ты! – Рядом показался черт. Пристроился рядом, приноравливаясь под мой шаг. Заложил руки за спину, как ученый муж. – Все бабы дуры, даже ведьмы.
Копыта черта глубоко увязали в мокрой почве, но он, казалось, совершенно не обращал на это внимания.
– Знаешь, раньше жила себе здесь,и все меня устраивало. А теперь тесно мне. Тошно.