Поймать звезду

Дедок в очередной раз совершил неспешный ритуал протирания очков, придвинул лицо близко-близко к стеклу, чуть не упираясь в него крючковатым костистым носом, и уставился на маму и девчонок немигающими глазами, точно пытался насквозь просверлить их взглядом. Потом сложил очки и монотонно сообщил:

– Пропуск давайте. Есть пропуск – пропускаю, нет пропуска – не пропускаю.

– Но ваш директор сам нас пригласил!

– По пригласительным – не пропускаю, только по пропускам, – так же монотонно объявил дедок.

– Так позвоните директору, пусть он вам скажет…

– Директору не звоню – не положено. И телефона не имею, – столь же обстоятельно сообщил дедок.

– Мам, сама позвони, – пожала плечами Кисонька, и мама схватилась за мобилку, точно за спасательный круг – только прямоугольный и с экраном.

– Константин Григорьевич? Косинская Марья Алексеевна беспокоит. Мы договаривались о встрече, я стою у вас на проходной, а нас не пускают…

– О-у-у! – Вопль директора в трубке можно было сравнить лишь с завыванием оголодавшего волка в чаще. – Там дядя Петя на проходной – дед такой в очках? Черт, какая неудача! Марья Алексеевна, милая, если я вас не встречу, он не пропустит, а у меня приехали из продюсерского агентства договариваться о гастролях – и я не могу человека оставить!

– Пришлите секретаря! – Голос у мамы стал ледяным – как воздух на проходной.

– Да ушла она! – досадливо воскликнул в трубке директор. – С утра еще к костюмерам спустилась…

– И что – заблудилась? – совершенно Кисонькиным тоном поинтересовалась мама.

В трубке воцарилось странное молчание.

– Не исключено, – наконец очень серьезно сказал директор. – Знаете что, дайте телефон дяде Пете…

– Не буду я брать! – шарахаясь в глубь каморки – и как только услышал сквозь стекло! – возопил дядя Петя и вжался в дальнюю стену, точно ему не мобилку протягивали, а гранату с выдернутой чекой. – По пропускам – пропускаю, по телефонам – не пропускаю!

– Ах ты ж черт! – снова повторил директор. – Сейчас что-нибудь придумаем. – И в трубке запикали короткие гудки.

– Ну и что нам теперь делать? – растерянно глядя на дочерей, спросила Марья Алексеевна и зябко обхватила себя обеими руками. – А я вас еще заставила блузки натянуть вместо свитеров!

– Мы тебе об этом великодушно не напоминаем, – с выражением «я добрая и благородная девочка» сообщила Кисонька.

– Ага, рассчитываем, что ты сама вспомнишь – это по твоей вине мы вот-вот простудимся и умрем в страшных муках. И соплях, – шмыгнула носом Мурка. – Мам, ну что ты, как маленькая! Что делать? Валить отсюда! А в детдома кукольный театр пригласишь, еще лучше выйдет!

– Не лучше! – раздался за спиной звенящий голос. – Что бы вы ни планировали, ни с одним театром в городе у вас не получится лучше, чем с нашим! Потому что они все – отстой! Провинция! Только у нас – уровень! Наш Ваня Васильев сейчас в Большом ведущие мужские партии танцует! С самой Светланой Захаровой!

Мама и девочки обернулись. Придерживая на плече плотно набитую сумку, за спиной у них стояла очень худенькая, невысокая девочка лет пятнадцати-шестнадцати. Яркая куртка, собранные в хвост блестящие темные волосы, пестрые мохнатые наушники на голове. Но тем не менее в девчонке было нечто неуловимо… взрослое. Может, в жестах, может, в непривычно твердом выражении лица? Умело, очень профессионально наложенная косметика старательно маскировала темные круги под глазами, какие бывают от переутомления и бессонных ночей. Выпрямленная в струнку спинка и откинутая головка излучали почти фанатичную гордость.

– Вам внутрь надо? – понижая голос до шепота, спросила девочка, окинула всех троих быстрым взглядом и, неожиданно выпалив: – Хорошо, что вы худые! – она резко прилепила на стекло свой пропуск, отчеканив: – Балетная, на сцену! А это… – она кивнула на Марью Алексеевну и девчонок: – Наши новые девочки и педагог! Им – в отдел кадров!

– А сказали – к директору? – подозрительно буравя девчонку взглядом, прошамкал дедок.

– Ошиблись, – не дрогнув, пояснила девчонка. – Я провожу! – И решительно толкнула турникет. Марья Алексеевна первой ринулась через лязгающую металлическую «карусельку».

– Спасибо большое, а то у вас вахтер… уж очень суровый, – следом за девчонкой трусцой пересекая заваленный металлическими обломками и обрезками дерева дворик, пробормотала Марья Алексеевна. По голосу Мурка и Кисонька слышали, что мама здорово злится и изо всех сил сдерживается, чтоб ни капли этой злости не выплеснулось на выручившую их девочку. А все только по назначению – господину директору на голову.

– Ему всем театром год объясняли, что у тех, кто идет в отдел кадров, пропусков быть не может, – блеснув быстрой улыбкой, объяснила девочка. – С тех пор родственники, приятели, знакомые просачиваются «через отдел кадров», – она засмеялась.

– Чего ж ваш директор нам не сказал? – хмыкнула мама.

– А он не знает – и вы ему, пожалуйста, не говорите. – Девчонка снова заговорщицки улыбнулась, кивнула и быстрым танцующим шагом двинулась прочь, держа спину очень прямо и гордо неся голову.