Поймём ли мы когда-нибудь друг друга?

Ладно, Данусь, чувствую, что ничего дельного сказать я не в состоянии. Полагаю, что ты, наконец, добралась до своей земли обетованной, и рукопашный бой мечты с реальностью уже начался. Особенно не храбрись и не задирайся. Береги себя, то есть одевайся потеплее, и ни в коем случае не вступай в споры с начальством. Скоро получишь посылку – мама под воздействием неотразимого Приветика принялась вязать тебе чулки, такие толстые, что, по-моему, в них можно будет ходить по снегу без валенок.

Пиши!

Твой всегда.

_ _ _

17.11.1963 года

Михаил

Пригород

Данусь!

Так жить невозможно

Месяц прошёл с тех пор, как от тебя пришло последнее письмо.

Зная, как затягивает водоворот новизны, как мгновенно и неожиданно ослабевают старые связи, я не обвиняю тебя и не упрекаю тебя. Но представляешь ли ты себе, что за мука следить за тобой издали, гадать, что ты можешь выкинуть, с чем можешь столкнуться. Временами мне удаётся успокоить себя мыслью, что крещение это полезно для тебя, оно поможет тебе закалиться, твёрдо встать на ноги. А порой я испытываю почти физическую боль, предвидя, что тебе предстоит вынести. Кризис назревает и надвигается неумолимо, как неизбежный эффект столкновения с действительностью. Самое страшное для меня то, что я ничем не могу тебе помочь. Как спасительная соломина, меня удерживает на плаву мысль о том, что ты умеешь быть счастливой, Данусь. Я давно заметил в тебе этот редкий дар и верю, что как бы ни швыряла тебя жизнь, ты всё равно окажешься на ногах.

А может быть, ты меня не слышишь? Может быть, почта не доходит до того края материка?

Выгляни из-за туч, моё Светило!

_ _ _

27.11.1963 года

Дана

пос. Дальний

Наше вам с кисточкой!

Можно ли писать письма, вращаясь со скоростью волчка? Можно ли знать, как будет выглядеть орнамент, пока не остановилась трубка калейдоскопа?

Вот теперь, переведя дух и оглядевшись, я к вашим услугам, сэр. И даже могу поделиться впечатлениями о том месте, куда меня занесло. Я бы сказала, что оно в точности такое, каким я его себе представляла, если бы не было как раз наоборот.

Разве я могла вообразить этот маленький грязный посёлок с нелепыми деревянными бараками на сваях и горами мусора? Вокруг – голые сопки и серая, однообразная, безжизненная тундра, кое-где прикрытая снегом. Всё это проявляется как на передержанной фотоплёнке в короткие световые часы, а потом быстро погружается в темень, сгущающуюся на глазах до сажевой черноты. Ветер дует беспрерывно, словно старается развеять остатки того ожидания чуда, которое жило во мне.

Первое время меня преследовало странное ощущение нереальности происходящего. К вечеру сильно болела голова, а по ночам снились гигантские воронки, которые стремительно меня затягивали. Просыпаясь с ощущением ужаса, я вспоминала Толю Батистова из Северогорска – мсьё Анатоль, как его называют коллеги за французскую галантность. Мсьё Анатоль уговаривал меня остаться в Северогорске. Уверял, что это последний рубеж цивилизации, что севернее – сплошная дыра и делать там нечего. «Вы слышали про чёрные дыры? – спрашивал он меня. – Они засасывают материю. И вас засосёт. Пить будете точно. А чем там ещё заниматься? Работать для людей? Вы что, серьёзно? Тогда мне вас искренне жаль. Вы кончите неврастенией и язвой желудка – в лучшем случае. Неужели вы этого хотите? Пока не поздно, постарайтесь усвоить элементарную истину: человек должен делать то, что доставляет ему удовольствие. Я не имею в виду, конечно, пошлых наслаждений …». Такой симпатичный долговязый флегматик – обаятельная улыбка, толстые стёкла очков, кинокамера через плечо. Спорить с ним было глупо и бесполезно, и я просто смеялась над ним, когда он, снимая меня на фоне северогорских достопримечательностей, причитал о моей пропащей жизни. Но здесь мне то и дело вспоминались его пророчества. Я как будто оказалась на другой планете. Отдалилось всё, чем я жила, даже ты. Думалось, этому не будет конца.

Но однажды я обнаружила, что если привыкнуть к звёздному свету, к отблескам от застрявшего между кочками снега, а ещё не обращать внимания на, кажется, никогда не утихающий ветер, то можно совершать вечерние прогулки по тундре, простирающейся прямо за нашим общежитием. У подножия сопки я открыла несколько ожерелий маленьких, причудливой формы озёр. Одни из них гладкие, как зеркала, другие топорщатся ледяной щетиной, но каждое переливается, как жемчужина на изодранном ветрами снежном одеянии тундры. Стоять, а тем более сидеть там невозможно – околеешь, но если бегать вприпрыжку по тундре или кататься по звонкой поверхности льда, удаётся не только разогреться, но даже поболтать с тобой – отвести душу.