Поймите меня правильно

А когда я сказал ей, что мне это занятие нравится гораздо больше первого, она разразилась целым потоком упреков: мол, я точно такой же, как мой отец, даже хуже, и много хороших людей погубили свою жизнь только из-за того, что слишком часто бегали в мюзик-холлы, а возвращаясь домой, устраивали скандалы, ибо их жены не похожи на третью справа в первом ряду девчонку в черном шелковом трико и коротенькой юбчонке.

Если серьезно задуматься, мать Природа штука мудрая и чудесная. Я пойду даже дальше и поставлю пару бутылок лучшего канадского против блефового флеш-рояля: когда природа создавала дамские ножки, она знала, что делала.

Но надо сказать, эти ножки очень часто оборачиваются нам во зло. Хотите верьте, хотите нет, но не будь очаровательных женских ножек, в мире вдвое меньше было бы различных преступлений.

Я не знаю ни одного парня, который бы совершил какое-нибудь преступление, ну, скажем, ограбил почту, что ли, или объявил войну китайцам, только потому, что какая-нибудь бабенка с лицом, ни на что не похожим, и фигурой, являющейся кратчайшим расстоянием между двумя задними точками, попросила бы его об этом.

Нет, сэр. Только пышноволосые блондинки и таинственные брюнетки с огромными глазищами, прямым носом и с фигурой, линии которой напоминают первый рабочий чертеж ученика средней школы в задачке по геометрии круга (причем она знает, какой походкой надо идти, чтобы эти линии колыхались как положено), так вот только именно такие бэби заставляют копов работать сверхурочно.

А почему? Они всегда хотят доказать, что любой парень готов пойти на все, чтобы угодить им. И в девяти случаях из десяти они оказываются правы на все сто процентов.

Пока я предавался этим глубокомысленным философским размышлениям, я уголком глаза все время следил за тем типчиком в сером пальто и модных ботинках, который сейчас сидит у самой стены в том же ряду, что и я.

Через некоторое время два парня из моего ряда встали и вышли из зала. Я немного передвинулся по направлению к стенке и оказался рядом с тем типчиком.

Я уронил на пол зажигалку, а когда наклонился, чтобы поднять ее, он уголком рта сказал:

— Мне надо поговорить с вами, Кошен, и я хочу, чтобы все было тихо и спокойно. Может быть, мы с вами и договоримся. — Я улыбнулся.

— О'кей, — сказал я ему. — Я сейчас возвращаюсь, ты придешь вслед за мной в отель. Только предупреждаю тебя: ты, дурацкая башка, не вздумай прихватить с собой своих приятелей, я ведь могу и обидеться.

— Я приду к вам, — сказал он.

Я зажег сигарету и медленно докурил до конца. Что ж, может быть, выяснится что-нибудь интересное.

Бросив окурок, я вышел из театра, сел в такси и поехал прямо в отель. Когда я вошел в вестибюль, этот типчик уже стоял возле лифта, углубленный в чтение газеты. Я подошел к нему. И тут как раз спустился лифт, открылась дверца и мы оба вошли в кабину.

Поднимаясь с ним в лифте, я внимательно рассматривал его. Мне показалось, что он немного чего-то боится.

Он снял пальто, я даю ему стакан чистого виски и на закуску глоток воды. Костюм у него отлично сшит и аккуратно выглажен. Судя по роже — длинной, прямой и несколько суровой, — его можно принять за кого угодно, начиная от преуспевающего гробовщика до мальчика из шайки мелких мошенников.

Он садится и закуривает. Я стою у окна, молчу.

— Разрешите мне задать вам один вопрос, Кошен, — сказал он. — Вы будете говорить со мной откровенно?

— Ну, уж это дудки, дорогуша! Я приехал сюда не для того, чтобы заключить какие-нибудь договоры с мошенниками и бандитами. Я готов тебя выслушать, и если мне понравится то, что ты мне скажешь, я, может быть, и не смажу тебе по роже, а как раз именно этого мне сейчас и хочется.

Я хочу также, чтобы ты понял, — продолжал я, — что я не такой дурень, к которому в любой момент может обратиться любой пижон с таким длинным носом, как у тебя. И я очень сержусь на людей, которые вытаскивают меня из театра, где я любовался очаровательными ножками, для того, чтобы заключить со мной какую-нибудь нужную им сделку.

Вот так-то!

Ну, давай, выкладывай все сразу!

Он немного подумал, потом сделал глубокую затяжку. Кажется, он чем-то обеспокоен.

— Разговаривая с вами, я иду на большой риск, Кошен, — сказал он. — Я слышал, вы вмешались в это дело и понял, что вы обязательно прилетите сюда на самолете. Поэтому я дежурил на аэродроме, чтобы встретиться с вами. Я проследил вас до этого отеля. Сегодня вечером я зашел за вами в театр и решил, что там у нас будет возможность обо всем договориться.

— А в чем дело-то? — сказал я. — Я все это и без тебя знал. За последние шесть лет за мной вечно кто-нибудь следит, и я так привык к этому, что если теперь за мной не следует какая-нибудь тень, я прямо-таки начинаю нервничать.

О'кей. Ну, ладно, теперь ты здесь, — я решил немного блефануть, — и, вероятно, собираешься сообщить мне, что Джек Истри хочет со мной договориться.

Я испугался, что парень у меня сейчас загнется. Он как-то боязливо огляделся, как будто ожидал, что за его спиной кто-то стоит, потом оттянул пальцем воротник сорочки и начал тяжело дышать.