Поиск

Она не знала, что он имел в виду. Более чем пару раз за прошедшие годы она была вынуждена откладывать встречи с ним, потому что работала над материалом, который не мог подождать. Признания в подобном вызывали споры, за которыми следовало каменное молчание, и Хелен тщательно избегала упоминать имя Тома, потому что у нее сложилось отчетливое представление, что ее постоянный парень питал ненависть к ее напарнику журналисту, которая усилилась с тех пор, как она «съехалась с ним», как называл это Питер. Хелен заверила Питера, что их совместное проживание имело смысл, потому что это было недорого и эффективно.

― У тебя своя собственная спальня? ― спросил он ее тогда.

― Конечно же! ― сказала она ему и тотчас же почувствовала укол вины, потому что, когда впервые осталась у Тома, ее жизнь находилась в опасности, а в его доме была всего одна кровать. Он занял диван, но в то время в доме не было отопления, так что, чтобы не дать ему замерзнуть, она пригласила его разделить с ней двуспальную кровать, которую они делили несколько ночей, пока не доставили новую кровать, и не была подготовлена для нее новая комната. Ничего не было, но она все еще испытывала вину, так как не рассказала об этом Питеру. Она солгала и сказала, что оставалась у женщины коллеги из газеты.

Теперь она не лгала, но была виновата в том, что недоговаривала, что было почти тем же самым. Она не рассказала Питеру, что главная причина, по которой она жила в доме Тома ― она чувствует там себя в безопасности.

― Я буду, ― заверила она его.

― Хорошо, ­― он смягчил тон. ― Я просто хочу, чтобы для них все прошло идеально: двадцать пять лет и все такое. Ты уже купила билет на поезд?

― Да, ― она ответила без колебания.

― Хорошо, отлично, замечательно.

Он, похоже, успокоился.

Остаток их разговора прошел без сучка и задоринки. После того, как Хелен попрощалась и повесила трубку, она пошла прямиком к блокноту и пролистала его до конца, где хранила список дел. Она взяла ручку и написала наверху крупными буквами: «Купить Билет на Поезд».

Глава 10

― Это было ужасное время, ― сказал ему Мид. ― Дети стали пропадать. Казалось, что каждый месяц пропадает новый, ― он щелкнул пальцами, чтобы проиллюстрировать внезапность всего этого, ― пуф и нет.

― Насколько широка область? ― спросил Брэдшоу.

― По всему графству Дарем и в Нортумбрии, но в основном в маленьких городках и деревнях в этих краях. Родители были в ужасе, что можно понять, и каждый раз, как у нас пропадал новый маленький мальчик или девочка, таблоиды с новой силой давили на нас.

― В то время вы были инспектором? Как они возложили на вас ответственность? Разве это не дело для старшего инспектора или даже суперинтенданта?

― Никто не хотел этим заниматься. Вот тебе честный ответ. Я не думаю, что они отдали дело мне, потому что посчитали, что я лучший офицер в полиции. Я думаю, они поняли, что мы можем оказаться в щекотливом положении, и никто не хотел получать от прессы, как получал я. Ну знаешь, они ходили за мной по пятам, когда я был не при исполнении. Если я шел выпить парочку пинт, они выставляли меня алкашом. Они даже остановили мою жену посреди улицы, чтобы спросить ее обо мне: какой я человек, был ли я хорошим мужем и отцом, как будто что-либо из этого имело какое-то отношение к моей способности поймать злодея, похитившего этих детей.

― Но вы не поймали его, ― сказал Брэдшоу. ― Не сразу.

― Нет, не поймали, ― признал Мид. ― Мы продолжали час за часом тянуть пустой билет. Мы прорабатывали каждого педофила и шизика в графстве и за его пределами, но одного за другим мы исключили их всех. С каждым новым исчезновением, мы могли сказать, что это был не он, или, что он не мог быть там, потому что у него было алиби.

― Включая Уиклоу?