Однажды Семен прочитал, что братья-вулкаши после долгих лабораторных анализов нашли в этом пепле аминокислоты — «кирпичики жизни». Сообщение было сухим как строчка в полевом журнале. Но вывод поразил Семена простой логикой действия, механикой происхождения всего живого и сущего. Получалось, что планета, Праматерь, сама рождает жизнь. День и ночь, из века в век дымятся над ней разумно рассредоточенные вулканы, серой пеленой, чуть-чуть закрывая солнце, медленно стелется пепел. Его сгребают вместе с грязным снегом в Петропавловске-Камчатском, смывают блестящие разноцветные машины муниципальных служб в Токио и Нагасаки, а он летит и летит... Карабкается к вершине человек, маленький такой человечек, другой человечек сидит в палатке и подсчитывает на бумажке свой заработок, а пепел — зародыши жизни — летит. Словно нет этой, настоящей, жизни... Нет и не нужно... Равнодушная, жестокая гора.
Но на удивление его отряд жизнь на вулкане воспринял спокойно. Надюха все увереннее обращалась со станцией: аппаратура капризная попалась, ее понять нужно было. Виктор здесь отдыхал — он уже намордовался на этой точке с заземлениями. Сопротивления у шлака были большие, гораздо больше, чем входные сопротивления у станции, и аппаратура отказывалась работать. Пришлось ему больше всех лазить по склонам, уходить за рыхлый пепловый горб и оттуда таскать ведрами сухую землю, которую он собирал по горсточке из-под редких моховых островков. Он выкапывал ямку в шлаке, сыпал туда землю, сажал грязные электроды, как картошку в чернозем, поливал присоленной водой и при этом бормотал: «Во как... Землицу-то все любят... Что корнеплоды, что неполяризующиеся электроды...» А когда началась на точке работа для Семена и Надюхи, он остался почти без дела — сидел на ящике, высматривал в бинокль снежных баранов, которые, по его словам, здесь в каньоны прямо на рога прыгают.
Дрова они взяли с собой, опять загрузили опрятный салон вертолета поленницей, как деревенский сарай. Пока дров хватало. Воды оставалось две канистры, ее экономили. С погодой пока везло, только туманы были сильные по утрам. Даже не туманы — в облаке жили...
Валерка уже записал точку под Козыревском, рядом с рыбразводным заводом, перелетел на другую, на озеро Ажабачье. Андрей стоял в верховьях Большой Хапицы, у него что-то не ладилось с гальванометрами, просил по связи запасной комплект, но пока вертолетов не было и он сидел без работы, гонял по тундре куропаток.
Семен не спешил. Он знал, что зимой, когда он будет работать на другом участке, с другим отрядом, камеральные барышни в городе не будут и понятия иметь про кислую от пепла воду, это и не вспомнится, а то, что точка записана с брачком, будут помнить долго.
А Сашка быстро пообвыкся на новом месте, хотя из палатки выходил редко — куда ходить-то! — валялся на раскладушке, листал замусоленные подшивки журналов с детективами и говорил сквозь зевоту с подвывом: «Ну и что — Ключевска-а-ая сопка?» Они спали с Рыжим на пару.
Только Надюха была оживленной, глаза блестели, как у первокурсницы — как же! — она на высочайшем вулкане Евразии, на д е й с т в у ю щ е м вулкане! Она несколько раз заводила разговоры: «Если пойти к вершине, то за два дня дойти можно». Семен отшучивался: и полдня хватит, чтобы ноги поломать. Вершина казалась близкой, склон круто уходил в небо, закруглялся дымящимся кратером. И по ночам, в тишине вдруг слышалось ворчание, наносило фумарольным запахом серы.
Надюха утешалась тем, что таскала к палатке вулканические бомбочки, колотила их обухом топора, стараясь там найти кристаллы везувиана или причудливые минералы под названием «волосы Пеле»: ей казалось, что все они должны быть обязательно с рисунком, как у агата.
— Вулканические бомбы бывают чечевицевидные, хлебовидные и ленточные. Учись, студентка, — дразнил ее Семен, помня, как она представилась вначале — «техник-геофизик».
— Ты можешь из своей коллекции выложить надпись: «Здесь была Надя», потому что грузоподъемность вертолета МИ-8 на такой высоте — тонна, не больше. Он нас-то брать за два смыка будет, а про коллекцию забудь.
— Семен, ну можно, я возьму хоть пару штук, — жалобно просила она, словно и впрямь кто-то будет проверять ее рюкзак перед погрузкой.
— Возьми, — серьезно говорил Семен. — Вон ту конуру, что у Рыжего. — И показывал на оплавленную, с арками и пещерами глыбу, размером с двухэтажный дом.
— Комарья нет, медведи не шастают — чем не жизнь! — кричал с раскладушки Сашка. — Семен, а нам высокогорные платить будут?
— Нет, нам товарищ Трегубов значки вручит. «Юный альпинист».
— Шу-у-утишь...