Поиск-88: Приключения. Фантастика

Под вечер ему еще раз пришлось сходить наружу. Вернувшись, Сашка, не отряхивая липкого снега, быстрыми, короткими шагами прошел к своей раскладушке, упал ничком поверх спальника. Тело мгновенно покрылось липким холодным потом, закружилась голова, от унизительной слабости он всхлипнул и, не сдерживаясь уже, со стоном выдохнул.

Семен быстро повернулся к нему:

— Ты чего, парень?

Сашка лежал с неподвижным лицом и смотрел прямо перед собой.

— Эй, Саша, что с тобой? — тревожно повторил Семен и отложил полевые журналы. Он встал, сильным и бережным движением перевернул его на спину:

— Ну?

— Живот болит, — равнодушно ответил Сашка.

— Может, поел чего? — всполошился Валерка.

— Не-ет, мышцы потянул, когда дрова таскал.

Семен молча задрал ему к подбородку рубаху и свитер, теплыми ладонями огладил живот, слегка помял:

— Так больно?

— Не пойму... Он весь болит, Семен...

Семен на минуту задумался.

— Давай попробуем вот здесь... Внизу, справа...

Тремя пальцами он плавно надавил ему на живот и задержал руку:

— А так?

— Да, чувствуется...

Семен резко отдернул руку:

— А вот так?

Сашка молчал.

— Ну что, Саня, так больно? — забеспокоился Валерка.

— Да погоди ты... — зло сказал ему Андрей. — Видишь, он от боли дыхание перевести не может.

Наконец Сашка зашевелился и стал молча натягивать на живот свитер.

— Почему днем, когда я на связи был, не сказал, что тебе плохо? — резко спросил Семен.

— Думал, пройдет. Растяжение ведь... Да и все равно — пурга.

— Да-а... Пурга... — протянул Семен, и что-то страшно тоскливое послышалось в его голосе. Такая отчетливая звериная нотка тоски, что парни заволновались...

— Чего с ним, Семен? Ну что там?

Семен помолчал немного и раздельно сказал:

— Аппендицит. Вот такая банальная вещь.

Пустое поле аэропорта перемела поземка. В стороне неподвижно стояли вертолеты и «аннушки». Лопасти вертолетов были зачехлены и притянуты к земле расчалками. Ветер таскал по взлетной полосе длинные полосы поземки, похожие на рваные бинты, укладывал их в беспорядке, закручивал на свой лад. Ни самолеты, ни птицы не летали в этот день над городом.

Но в здании аэропорта, в диспетчерской, были люди. Один из них с усилием оторвал взгляд от заснеженного поля и спросил:

— Что делать будем?

— Ждать, Олег Андреевич, что здесь сделаешь...

— Ждать нельзя. Парень вторые сутки лежит с приступом в палатке. От этой болезни тоже умирают и даже быстрее, чем нам это кажется.

— А что говорит Трегубов?

— Они готовят вездеход. Но двести километров по тундре, в пургу, через вскрытые ручьи — это нереально.

— А двести километров по воздуху, в болтанку, при такой видимости — реально?

— Ну, это здесь света белого не видно, а на побережье пурга идет зарядами. Я бы попробовал.

— Так то — ты... — А там Кочетков сидит.

— А что — Кочетков? Все еще молодой? Это пройдет со временем.

Они негромко рассмеялись. И дело было не в этой немудреной шутке, а в том, что мужчины нашли решение.

 

Вертолет рокотал над вершинами низких пологих гор. Он полз вдоль гигантской клубящейся стены, вдоль снежного заряда. Порой он зарывался в него, потом снова выныривал, наконец развернулся и стал снижаться. Вздымая облако снежной пыли, вертолет завис над плоской возвышенностью, коснулся колесами земли. Еще минуту он грохотал над тундрой, потом звук стал тише, лопасти стали посвистывать реже, наступила тишина.

— Пойдем назад? — спросил бортмеханик.

— Нет, не пойдем, — отозвался Кочетков. — Что ты, Гена? Надо посидеть, подумать. Подождать.

— Погодушка... — проворчал второй пилот. — Сколько летаю на Камчатке, а все не перестаю удивляться: здесь одна погода, через пятьдесят километров — вторая... Вон там видимость — метров четыреста. Здесь нормально...

— А мне больше и не надо, — вдруг громко сказал Кочетков. — Дай-ка сюда планшетку.

Несколько минут он внимательно рассматривал замысловатые петли ручьев и речушек, потом щелкнул по целлулоиду планшетки ногтем и вздохнул:

— Зря ты со мной связался, Вадим. Еще гробанешься где-нибудь и не попадешь в свою Африку. На сафари.

— Эт-то точно, — откликнулся второй. — Давай заводи, попробуем твой слалом.

Раскрутились лопасти, вертолет завис над землей, потом пошел, потянул над тундрой и вдруг резко взмыл вверх. Через несколько километров он снизился, прошелся с грохотом над ручьем так, что осенняя вода зарябила... И снова ушел вверх, раскачиваясь в легких виражах, словно привыкая к изгибам тундрового ручья.

Через сто с лишним километров этот ручей превратится в неширокую обмелевшую речку, что течет рядом с одинокой палаткой.

 

Сашка не спал уже третьи сутки. Он знал, что скоро умрет. По ночам он пытался представить всю свою жизнь, кажется, так было положено делать в последние часы... Но в голову лезли посторонние мысли. Каким-то внешним, чужим зрением он видел всю эту огромную тундру, маленькую палатку, себя, лежащего в грязном спальном мешке, измученных парней, маленький домик на берегу Дона...