Поиск-90: Приключения. Фантастика

Конечно, при всем этом мы имеем подлинную историю, философскую и научную, оправданные возможности общекультурной и личностной ориентации, разветвленную и глубокую науку о человеке. Все это налицо лишь благодаря тому, что существует абсолютная истина, просвечивающая сквозь запутанность человеческих действий и отношений и направляющая их изнутри, позволяя тем самым и разобраться в подлинной связи фактов. При этом и учителями-мыслителями, и специалистами, и каждым из нас, людей частной конкретной жизни, применяется логика, отличная в своем существе и от объективной и от субъективной. К примеру, и ученый историк, и следователь-юрист употребляют чем-то схожие методы при установлении фактического остова происшествия. Прежде всего они сопоставляют известные несомненно факты с различными заинтересованными свидетельствами. Получается некий, неизбежно неполный свод субъективных отношений, осмыслений, оценок, расположенный в также весьма неполных, но зато несомненных координатах факта. Все остальное доделывается фантазией, но не произвольной. Через скрещения имеющихся свидетельств и белые пятна фактического наброска проводятся «изолинии» (Л. Гумилев), отражающие метод того, кто анализирует, его основополагающее понимание истины. Поскольку подобное понимание в основах акт абсолютно ценностный, оно и несводимо ни к объективной концепции, ни к субъективному взгляду на ситуацию. Ценности, неизбежно заложенные в фундамент акта познания, и заставляют познающего подниматься как над своей частной правдой, так — в той или иной степени — и над безлично объективной позицией. С такого — разумеется, всегда относительного — уровня и решаются ключевые вопросы нашего понимания и знания человека, знания зыбкого и основательного одновременно.

Но факт принципиально трудно не только интерпретировать, его нелегко даже описать, причем и тогда, когда для этого создаются специально очищенные условия. Лабораторией для твердой постановки вопросов такого рода всегда служило естествознание, с которым мы переходим ко второму разряду фактов схемы Дидро — фактам, связанным с явлениями природы. В науках о природе достаточно долго подразумевалось, что описать факт возможно вполне объективно, безлично и беспристрастно. Методология науки XX в. заставила осознать, что так полагать наивно.

Описание факта неотделимо от его понимания — как, впрочем, философия и твердила с эпохи античной классики. И чем более строгое описание фактического события мы даем, тем более отчетливо проступают в нем предпосылки нашего собственного видения и понимания мира. А это значит, что и естествознание в принципе не объективно безлично; что и оно — неизбежно учение какого-то конкретного времени, неповторимой культурной среды и почвы и, более того, определяется в самом последнем счете уникальностью личности творца-ученого. В естествознание в последние годы был, наконец, легально (на уровне методологии науки) введен момент личной неповторимой фантазии, до этого стыдливо оставлявшийся за сценой «точных наук» как дело субъективное и легко отделимое от готового результата — формулы, идеи, изобретения. Но и здесь все сложнее, теория или открытие и в науке и технике обусловлены личностью и связаны с нею не внешним, необязательным ярлыком — довеском тип «астрономия Птолемея», «физика Бора», «двигатель Дизеля», — но духом и стилем интерпретации и воплощения, неотделимыми от итоговых результатов. Такие выводы нисколько не означают попытки субъективировать естествознание. Напротив, они указывают на более сложное и глубокое, чем схема «субъект-объект», отношение фантазии к факту в «точных науках».

Более глубокая зависимость факта от его теории в том, что теория предполагает само наличие фактов данного, определенного рода, как и характерные их параметры. Тех, кто вдумывался в Платона, Канта, Гуссерля, кто хотя бы в общем виде следил за центральной загадкой гносеологии — проблемой доопытной целостности нашего знания, — такой поворот темы не удивит. Но сошлюсь и на слова Эйнштейна, некогда поразившие Гейзенберга и, по свидетельству последнего, много ему открывшие: «Можно ли наблюдать данное явление или нет — зависит от теории. Именно теория должна установить, что можно наблюдать, а что нельзя… Именно теория должна решить, что должно быть измерено…» Основой же теории, в свою очередь, является творческая интеллектуальная интуиция — акт фантазии особого рода.