Посредникам, на которых он полагается, не «предстоят» — напротив, сам способ их существования связан с периферией зрения человека. Обитают они или склонны являться в самых глухих и заброшенных уголках Земли, связаны с ее заповедными зонами (типа Бермудского треугольника) либо, если это земные посредники, как бы рассеяны в духовной и в политической атмосфере. Действия посредников непредсказуемы, к ним относятся, в сущности, как к судьбе, от которой можно ждать величайших благ, но и несчастий. Популярная маска инопланетянина — чудовище с добрым сердцем — хорошо отражает двойственность работы массового сознания (сказочными аналогами ее могут служить герой «Аленького цветочка» С. Аксакова или какая-нибудь царевна-лягушка). Не менее типично распределение функций между добрыми и злыми посредниками (прототипы здесь — полярные магические силы фольклора). Самый несимпатичный разряд посредников составляют все же мифологизированные фигуры харизматических лидеров. Архетип «Старшего Брата» при желании можно проследить во всей исторической цепи «посредничества», начиная с поклонения духам предков. В этой фантасмагорической культурной цепи он выступает как сквозная ключевая фигура. Как у Оруэлла, так и в реальной действительности Старшему Брату обычные люди лично и личностно не предстоят. Это он отовсюду наблюдает за ними глазами бесчисленных своих изображений и видит насквозь. Человек же постоянно ощущает его вездесущие в основном боковым зрением. Как и следует посреднику, Старший Брат по существу анонимен и персонифицируется трафаретными масками. С посредником невозможно заключить Договор, получить от него Завет, ибо ситуации эти предполагают относительную свободу и сущностное сходство сторон. Посреднику можно только пассивно вручить собственную свободу, не требуя ничего взамен. Это — иные отношения, чем при свободно и ответственно избираемом смирении перед высшим: ученичестве, послушничестве или других формах вхождения в мирскую духовную общину либо Церковь.
Суеверие — симптом духовного рабства, итог глубокой объективации человека, «одномерности» как расплющенности его под прессом истории. Как выхода из неизбывной тоски античеловеческого существования, мы ждем явления кардинально нового из иных, внеположенных нам миров, смутно, но очень остро надеемся, что некто придет и расколдует, развеществит нас, — при том, что сами мы не готовы и не способны к освобождению. Но результатом такого развеществления может быть лишь новое рабство. Перекладывание ответственности на чудесных помощников — харизматического лидера, инопланетянина, экстрасенса — есть по сути углубление в рабство, шаги по дороге дурной бесконечности откладываемых личных решений. А «чудеса охотно являются тем, кто их особенно ждет».
Но собственно художественная фантастика, народная и создаваемая величайшими из писателей, глубоко, хотя и непрямым образом, причастна правде и истине. «Царь Эдип», как и «Слово о полку Игореве» различным языком убеждают, что слепая самонадеянность человека преступна, что это качество, в котором высшие людские достоинства переходят в свою противоположность и неминуемо ведут к трагедии. Разве это не актуальная истина, при всей древности и фантастичности форм, в которых она высказана? Когда речь заходит о бытие в целом, логика неизбежно становится фантастической.
Парадоксально целостное видение истины и есть родовое, исконное преимущество фантастики, как и религиозной веры, перед наукой. Но разве не в ту же сторону развивается и сама наука, становящаяся в самых бесстрастных своих дисциплинах все более целостной, гуманитаризованной, фантастической? Поэтому мы вправе спросить: не предвещает ли древнее в истоках слово фантастики последнее, будущее слово самой науки? Ведь новое раскрытие памяти человечества — одна из доминант его роста. «Истина давно обретена и соединила высокую общину духовных умов. ЕЕ ищи себе усвоить, эту старую истину», — учил Гёте. А в свете старых истин реальный факт всегда рассматривался как миг в таинственной и вечной гармонии фантастического.
А. Мешавкин
Данный указатель, не являясь исчерпывающим, носит предварительный характер. В то же время он включает (как хотелось бы верить) основную массу публикаций фантастики на территории Пермской области. За основу взято современное административно-территориальное деление (не учитывались издания Пермской губернии, выходившие на территории нынешних Свердловской и Тюменской областей).
Материал расположен хронологически и распределен по четырем рубрикам: книги, сборники, журналы, газеты (в соответствии со структурой выходящего вскоре в Свердловске библиографического указателя фантастики Урала).
В сборник вошли приключенческие повести и фантастические рассказы.
Алексей Михайлович Домнин , Анатолий Васильевич Королев , Владимир Григорьевич Соколовский , Евгений Иванович Филенко , Леонид Абрамович Юзефович
Фантастика / Приключения / Научная Фантастика / Прочие приключенияСборник новых приключенческих и фантастических повестей и рассказов уральских литераторов.
Александр Чуманов , Евгений Васильевич Наумов , Евгений Наумов , Ирина Коблова , Леонид Абрамович Юзефович , Михаил Петрович Немченко
Фантастика / Приключения / Научная Фантастика / Прочие приключения