Тут наладчики обратили внимание на Межуева, что-то шепчущего сидевшим рядом министру-куратору Проекта и генералу КГБ. Тем, похоже, не очень-то хотелось оторваться от яств, но Кузьма Егорович, нарушая всякую субординацию, звал их за собой, чуть ли не тянул к выходу.
— Проследим за этим скотиной Кузьмой, — предложил первый наладчик.
— Давай, — кивнул его напарник.
Тем временем Межуев с министром и генералом КГБ вышли в соседнюю комнату.
— Ну, слушаем вас, — сказал генерал.
— Мне грустно видеть, как все тут развесили уши, слушая Трофимова, и рады результату, как малые дети, получившие подарок от мамочки. — Межуев уже пропустил несколько рюмочек и поэтому вел себя даже несколько нагловато. Собеседники его почувствовали, однако, что он скажет сейчас что-то важное, и поэтому не стали обращать внимания на такой тон.
— Этот дурак Трофимов запряг дикарей в работу, — продолжал Межуев, — а они совершенно неконтролируемы. Вот товарищ генерал лучше это знает по отчетам своих подчиненных… Нэмский язык никто из нас понять не может, а они ведут все разговоры на нем. Что делается на самом деле в институте, никто не ведает. Можете походить по лабораториям в любое время — услышите, как эти первобытные орут Галича и Высоцкого под гитару. Диссидентские песни, между прочим…
— Но что-то же они сделали, — вступился министр.
— Разумеется, и проблема доставки оружия решена, но что еще создано помимо этого, — министр слегка покраснел при этих словах, вспомнив «свою» работу по парамагнитному резонансу, — никто из нас не знает и не узнает.
— Но там же работают и наши научные сотрудники, — сказал генерал КГБ. — Хотя бы те парни, что налаживали установку.
— Да, они — единственные, кто помимо нэмских питекантропов разбирается в системе доставки оружия, — но кто они такие сами? — Межуев на секунду замолчал, словно требуя от собеседников ответа. — Вы когда-нибудь видели научных сотрудников оборонного института с серьгами в ушах? Самое подозрительное, что эти скоты женились на мартышках и как-то выучили ихний тарабарский язык, который даже сам Федор Федорович Барсуков не может разобрать…
— Но, в конечном счете, нельзя же запретить молодым людям жениться, вставлять серьги в уши и даже говорить на чужом языке.
— Слушайте же! — Кузьма Егорович совсем вошел в раж и стал говорить с высокопоставленным руководством, как со школьниками. — Если эти нэмы захотят нас уничтожить, это будет тут же сделано. Тот шарик в тридцать тонн, что был доставлен сюда час назад, так же легко может быть сброшен на наши головы с ядерной начинкой.
Высокие чины, казалось, призадумались.
— Ну и что вы предлагаете? — спросил наконец министр.
— Была бы моя воля, я бы тут же всех нэмов поставил к стенке, прежде чем они что-нибудь натворят. Но раз уж все мы помешались на сверхоружии — эту работу надо срочно заканчивать. Как можно скорее изготовить всю техдокументацию — чтобы было понятно самому тупому нашему мужику, — освоить серийное производство гиперустановок, а потом… — Межуев взмахнул кулаком.
— Ладно, Кузьма Егорович, — сказал генерал КГБ, — мы сообщим о ваших соображениях руководству.
— Лично Генсеку! — потребовал Межуев. — Поймите: или мы их — или…
— Успокойтесь, пройдемте лучше в банкетный зал.
— Только вы этому барану Трофимову не говорите ни слова, он, чего доброго, тут же дикарям брякнет.
Наладчики в заснеженном поле молча переглянулись. Что делать дальше, было ясно без слов.
Уже через день Трофимов без объяснений был переведен на другую работу, правда, с присвоением ему звания Героя. «Институту этнографии и археологии республики Бадинго» поручили сосредоточить все усилия на выдаче практической документации, прекратив работу над всем остальным. На остров Ньеса был срочно отправлен батальон десантников.
Но нэмы тоже не теряли времени даром…
…Глубокой ночью раздался грохот. Небо на несколько секунд окрасилось в ярко-голубой цвет, а потом вновь наступили темнота и тишина. Утром обнаружилось, что все нэмы исчезли вместе с лабораторным оборудованием, гиперустановкой и всей документацией. Исчезли и двое сотрудников, женатых на нэмках, а также одна молоденькая машинисточка из воинской части.
На следующее утро Федор Федорович Барсуков, встав, обнаружил на столе неподписанный конверт, которого, он точно знал, вчера здесь не было. Вскрыв его, он прочел: