Поиск-92: Приключения. Фантастика

«Дорогой Федор Федорович!

Не доискивайтесь, как к Вам попало это письмо. У пас более чем достаточно возможностей для пересылки писем на любые расстояния. Я пишу, чтобы Вы, наверное, единственный из людей, кого я искренне уважаю, знали: мы вынуждены были бежать, потому что над племенем нависла смертельная опасность. Те, кто опасается, как бы мы не стали „властелинами мира“, не остановятся ни перед чем. Какая, однако, убогая фантазия… Жалко, конечно, расставаться с родной Ньесой, но что поделаешь. Наши связи с человечеством разорваны. Мы улетаем на далекую планету, до которой людям не добраться и через много веков. Естественно, никакого сверхоружия никто не получит.

Когда ваша экспедиция прибыла на Ньесу, ваши люди казались мне чем-то вроде богов. Потом наступило прозрение… Мы были дикарями с вашей точки зрения полтора года назад. Теперь — нет. А многие из вас дикари и сейчас. Сможете ли стать лучше?

Прощайте, Ваш Вэн».

Герман Дробиз СПАСЕНИЕ ЖУКА

Рассказ

Детство ребенка проходит в путешествиях.

Сначала он ползал по просторам кроватки, утыкаясь ’лбом в деревянные прутья, не подозревая, что мир не заканчивается пределами ограждения. Однажды он почувствовал, что его ножки окрепли, и встал на них. Голова его впервые возвысилась над ограждением, а глаза увидели неведомую страну. В этой стране мерцали никелированные шары на спинках родительских кроватей, вдали возвышалась гора платяного шкафа, а над горизонтом струился узорчатый рисунок ковра, понуждая взгляд бесконечно бежать по прихотливым зигзагам.

По вечерам отдаленные края страны погружались в полумрак, и над всей местностью властвовал оранжевый, заполненный мягким светом купол абажура, словно сосуд с драгоценной целебной влагой, льющейся без устали и дарующей теплоту чувств и ясность ума.

Светящийся купол висел, не падая и не подымаясь, и это более всего интересовало мальчика, когда он наблюдал за жизнью комнаты, путешествуя вдоль ограждения и цепляясь скрюченными пальчиками за прутья. Он чувствовал силу своих ножек и ручек и учился управлять их совместными действиями. В нем самом и во всем, что было вокруг, скрывалось нечто замечательное, все связывающее воедино: это нечто двигало его руки и ноги, упруго прогибало деревянные прутья оградки, раскачивало его постельку, но оставляло недвижимыми мерцающие шары над кроватями, и сами кровати, и шкаф, и удивительный светящийся купол меж потолком и полом; и он часами любовался на это дивное равновесие.

А потом наступили времена путешествий по комнатам — этой и другой, которая, оказывается, скрывалась за высокой белой дверью, открывавшейся с тягучим скрипом, и таила в себе еще более интересные вещи: черную громаду пианино, в боках которого смутно отражался огромный фикус в кадке, бесконечный обеденный стол, зеркало до потолка, и голландскую печь — круглое тело, обтянутое железом, с дырой, где с легким воем и треском рождался и улетал огонь, добела раскаляя кирпичный свод.