Поиск-92. Приключения. Фантастика

— А мне не к спеху. — Арольд демонстративно закинул ногу на ногу. — Время-то вы, как погляжу, остановили.

— Растянул — скажем так, — поправил ЭкзИм.

— Ладно, — соскучился переслушивать его Арольд. — И какая же тема у вас основная?

ЭкзИм обрадованно шевельнулся в кресле, и под ковром жалобно пискнула плитка отставшего паркета.

— А вы в своей жизни никогда не ловили себя на мысли, что, положим, вы персонаж в главе некой Глобальной Книги? — с воодушевлением произнес он. — Нет?

— Нет.

— Хорошо, в таком случае я вас официально ставлю в известность, вы — персонаж.

— Ах, вот так даже?

— Вы напрасно столь скептичны к моим словам, уверяю вас. Дело в том, что всякая книга есть существо живое. Даже не так уж и существо в привычном вам понимании, — заторопился ЭкзИм, — а в широком смысле — творение, этакая своеобразная, знаете, созидающая символьная биосфера Внутренних Образов. Вот, скажем, прочитывая какую-либо писаную вещь, — тематика неважна, тематика — спектр граней обобщенной в каталоге сущности, — итак, прочитывая вещь, которая вас увлекла, захватила, погрузила в себя, вырвав из обыденности, вы что подсознательно делаете? Вы, посредством буквенных, кодово подобранных на страницах символов, созидаете в каком-то ином измерении своего воображения движущиеся образы прочитываемой реальности. Вы видите динамику, краски, лица, осязаете, ощущаете запахи, вы мыслите там! И вот тут очень важно: книга книге — рознь, читатель другому — не пара, но если ваши эмоции, что суть вид энергии, произведут работу — подпитают вами же и созданные образе;, то те оживут, поведут вас, вы в них внедритесь, вы станете своего рода ЭкзИмом в том засимвольном, кстати, совершенно материальном Мире. А время жизни, что ж, время — понятие субъективное, мне ли вам объяснять? Э-э, я понятно выражаюсь? — вдруг словно спохватился он. — Э-э, излагаю? — тут же поправился.

Арольд непроизвольно кивнул.

— Ну вот, — терпеливо улыбнулся ему собеседник, — а я, так сказать, не совсем обычный ЭкзИм, предварительно прочитывать — это моя работа. Оперируя вашими понятиями, я — редактор Книги Судеб Творца. Как недавно уже имел честь представиться.

— М-мда? — протянул Арольд. — И в чьем же воображении, оперируя теперь вашими понятиями, я существую сейчас?

— В моем.

— Ага, в вашем. А вы ЭкзИм, да?

— ЭкзИм.

— Что ж, звучит, — после некоторого раздумья одобрил Арольд. — Не Господь, не Сатана. Работа, значит, такая. Чаю хотите?

— Да-да, разумеется, — оживился в своем углу посетитель. — Только позже, если вы не против. У меня к вам еще есть некоторые вопросы, Ард. Это ничего, что я вас так окорачиваю? Символично, возможно.

— А, валяйте, — вяло махнул рукой Арольд, — окорачивайте. Хоть и не похоже. По-гречески это, вроде, выходит Жар? А может, и не по-гречески.

— По латыни, — мягко поправил ЭкзИм. — Так вот, вы — персонаж, а о судьбе персонажей, естественно, строятся некоторые планы. Смею уверить, в нашем прогнозе самоубийство не предусматривалось, даже наоборот — возлагались определенные надежды. Здесь уж ваша инициатива, собственная. С чего вот только? Эка невидаль — режим сменился! Кто бы другой еще, но для вас-то это новостью не явилось, последние пять лет вы подобною ждали!

— Четыре, — поправил Арольд машинально. — Год была эйфория.

— Согласен, четыре, — снова закивал гость, — пусть будет четыре. Но вы даже в мыслях не держали заранее! Решили так спонтанно и окончательно, что иначе, как взять и реализоваться в вашей действительности, я уже не мог.

Арольд молчал, сосредоточенно собирая в стаканчик раскатившиеся по столешнице карандаши.

— Объяснитесь! — требовательно возвысил голос ЭкзИм. — Что это?! Издержки чересчур широкой свободы выбора? Так это проходит, поверьте.

— Эт’ точно, — едва сдерживаясь, чтобы не нахамить, ядовито хмыкнул Арольд, взбешенный вызывающим тоном ЭкзИма. — Если свобода, так уж точно проходит, прямо на глазах тает. Завтра волонтеров с «БИЧами» подтянут, сегодня вы подсуетились, время тянете, этак скоро не свободы — выбора не останется. — И вдруг не выдержал жарко клубящейся перед глазами клочковатой черноты, взвился: — Объяснений тебе?! Да чихать я хотел! Тошно от ваших шизоидных сюжетов, понял, ты? Устал я! Устал. И им человек — ничто, молодцы, теперь уже персонаж! Пошел вон из моего дома!

Глубокие глаза спокойно глядели на него в упор, и запоздало сделалось стыдно мелочно выплеснутой эмоции. Арольд, вспыхнув, отвернулся, полез за сигаретами, долго прикуривал, нервничал, спички ломались, часы стояли, дождь за окном завис, не двигался, табак оказался сырой и кислый. Ну все одно к одному! Какого черта он так со мной? Нельзя так со мной! Зверею я, когда так говорят, не знаю, что могу тогда сделать, убить могу! И почти не помню после, что делал, что наговорил. Жар какой-то доменный в голове поднимается, пелена в глазах, и несет — разносит просто. Ничто я для них, ага, ничто — знако-символьный образ, вот гад, а! Богема прилитературенная!