Мимо проносились желтые пятна леса с почерневшими от дождя проплешинами елей. По мере приближения к Ладоге из стылых болот по обочинам дороги выползал туман. Он стелился по серому полотну шоссе, тянулся из темного леса к Ленд Крузеру, словно невидимые руки призраков. Даже внутри машины Анна кожей чувствовала сырой холод, проникающий под одежду.
Щелкнул затвор фотоаппарата и салон озарила вспышка. Резнов от неожиданности дернул руль, но вовремя выправил машину.
— Заняться нечем? — зло сказал Резнов. Виталик что-то высматривал через объектив в окружающем тумане.
— Мы же ведем гасследование, — парировал парень. — Нужны будут кадры с места преступления.
— До места преступления еще пара сотен километров, а ты мне уже надоел!
— Да ладно тебе, пусть щелкает, — вступилась Анна. — Он кроме монитора-то не видел ничего толком, вот и не нарадуется.
Вскоре они сделали остановку — заправиться и перекусить.
— Сколько нам еще? — спросила Анна.
— Ехать или жить?
— Очень смешно, Резнов!
— Часа два — если ты про ехать.
Заказали обед в придорожной столовой. Виталик застрял в туалете, Анна ждала заказ. Резнов неожиданно нашел старое пианино, притулившееся у стены. На безмерное удивление Анны старый поисковик вдруг очень даже неплохо заиграл. Нежная музыка разлилась по обшарпанному заведению, так не подходящая этому месту и всему тому, что происходило в жизни Смолиной. Таким звукам место в консерватории. Это было что-то очень нежное, тонкое, ранимое. То, чего она никак не ожидала от Резнова. Его грубые пальцы извлекали поразительно мягкие звуки.
— Что это было? — спросила Анна, когда Резнов закончил играть.
— Шопен, осенний вальс. Сколько лет прошло, а пальцы помнят.
— Резнов, ты меня пугаешь.
— У меня же всё по-другому должно было сложиться. Я до двенадцати лет знаешь чем занимался? Никогда не угадаешь.
— Сдаюсь заранее.
— Балетом.
— Да ну, Резнов!
— Зуб даю. Учился в Петрозаводском лицее, родители — преподаватели там же. После лицея — танцы, музыка… Мне лет девять было, я не понимал, чего хочу, а родители из меня пытались интеллигента сделать. Я даже во двор толком не выходил — некогда было. А потом… потом родители развелись. Я остался с матерью, старший брат — с отцом. У мамы от отчима родилась девочка, и как-то меня совсем выпустили из виду.
— Ты раньше не говорил про семью.
— Я и сейчас не буду. Сестра с родителями погибли в аварии в девяносто шестом. Отец от старости… А брат… его тоже больше нет.
— Умер? — осторожно спросила Смолина.
— Для меня — да, — отрезал Резнов и Анна поняла, что продолжать не имеет смысла. — Короче, когда сводная сестренка родилась, я остался сам с собой и с кучей свободного времени, которое не знал куда девать. И во дворе познакомился с местными пацанами — они постарше были на год-два, и такие интересные — какие-то всё секреты у них там были… ну я втерся в доверие. Они машины вскрывали. У нас кинотеатр был на районе, кино полтора часа идёт, ну они и работали на стоянке. Тогда в основном советские были, сигнализации у половины не было, вскрывались как орех. И вот я ночами сбегал из дома и с пацанами вскрывал машины.
— Зачем?
— Не знаю. Пацаны торчали от кассет, магнитол, а у меня всё это и так было — семья не из бедных. Я до сих пор не пойму, зачем это делал. Просто… знаешь, помню когда машину вскрыл, дверь прикрываешь тихонько, и такая тишина наступает. Зима была — Новый Год. Мы в ту ночь мешками магнитолы домой таскали. И вот сижу в копейке — салатовая была, как сейчас помню. Тихо так в машине, и снаружи тихо снег падает. Я магнитолу отковыриваю, а сердце стучит так, что я его слышу. Вдруг хозяин придёт?
— Ты адреналиновый наркоман, Резнов.
— Да уж… — вздохнул помрачневший Резнов. — Вот тогда и случилась в моей жизни роковая точка.
— А в моей — когда я вошла в тот чертов лес три года назад.
Из туалета вышел Виталик, и они как-то сразу замяли тему.
После обеда дорога показалась веселее. Резнов разговорился, шутил, уже почти беззлобно подкалывая Виталика. Тот огрызался с заднего сиденья, но уже тоже понял — старый поисковик ему не враг. И только Анна никак не могла посмеяться от души, хотя и пыталась выжать из себя натужную улыбку. Она все всматривалась в несущийся навстречу Ленд Крузеру туман, ожидая увидеть… что? Она и сама не знала. Прошлое тонуло во мраке, будущее — в тумане. И только настоящее было ясным, но оттого не менее серым: тридцати трехлетняя бесплодная женщина, приемная дочь которой лежит в коме, едет в самое сердце жуткой секты, чтобы разоблачить ее и найти убийцу годовалого младенца.
Вскоре из сырого тумана, окутавшего дорогу и хвойный лес, вырос небольшой дорожный столбик с надписью «Обитель рассвета».
Руна 2
«Никогда, моя сестрица,
Никогда в теченье жизни
Ты не мой лицо здесь в море,
Не мочи водою здешней.
Ведь все волны в этом море
Только кровь из жил девицы;
Ведь все рыбы в этом море
Тело девушки погибшей;
Здесь по берегу кустарник
Это косточки девицы,
А прибрежные здесь травы
Из моих волос все будут.»
Калевала