Поиск источника: настойчивость на пути художника

Недавно я перечитывала прекрасную книгу Доротеи Брэнд «Стать писателем». Автор тщательно разделяет две функции писателя: творческий импульс и критический. Доротея считает, что эти функции следует приучать работать раздельно. Она убеждена, что критика можно научить молча стоять в сторонке, что мы можем научиться сначала свободно писать, а потом приглашать критика, чтобы тот помог переписать текст наново – тут его вечная рассудительность может быть очень кстати.

Чтобы разделить эти две функции, Доротея рекомендует практику раннего письма по утрам. (Она не использует название «утренние страницы», и сама я, когда придумывала их как творческую практику, ничего о ее теории не знала.) Как и мои утренние страницы, ее раннее письмо по утрам не бывает «плохим». Мнение критика не учитывается. Так критик начинает понимать, что иногда должен отойти в сторону и что ему не позволено душить творческий порыв в зародыше, пока тот пытается прорваться наружу.

Я убеждена, что с помощью утренних страниц можно научить критика уходить в тень. Его можно приручить и укротить, просто не навсегда. У меня случались долгие периоды, когда Найджел по большей части безмолвствовал и я спокойно работала над черновиками. Такие периоды – чистое наслаждение. Однако рано или поздно им всегда наступал конец, поскольку критик терпелив. А еще – хитер, коварен и силен. Он ни за что не замрет навсегда. Он дождется, пока мы не устанем, пока не ослабим оборону. Он будет ждать до тех пор, пока не ощутит слабину, а потом снова постарается взять верх. «По-моему, вот это никуда не годится», – влезет он. Поначалу его замечание покажется вполне оправданным. Но за ним последуют все новые и новые придирки.

Моя подруга, непревзойденная актриса Джулианна Маккарти, считает, что поддаться первому сомнению для художника смерти подобно. Критик убедит нас испить этот яд до конца. Ему нравится, когда мы покалечены и зависимы. Ему нравится копить силу и обрушивать ее на нас. Конструктивная критика исходит из его уст крайне редко. Его мир делится на черное и белое. Он никогда не скажет, что в работе есть отдельные недочеты или что ее можно улучшить. Вся работа ужасна. Порицание – вот его основной инструмент.

Художник – человек действия.

Джозеф Конрад

Вспоминаю последний случай, когда я вела занятие, посвященное перфекционизму, – или, точнее, методам, позволяющим его избежать. Перед его началом со мной поздоровалась нервная молодая женщина. Она хотела поговорить: видно было, что ее что-то мучает.

– По-моему, я совершила ужасную ошибку, – сказала женщина. – Я джазовая пианистка. На этой неделе выбрала для творческого свидания встречу музыкантов, исполняющих импровизации. Когда раздались звуки первой композиции, я подумала: «Он так хорошо играет! Мне никогда с ним не сравниться! Это просто невозможно!» И весь вечер просидела в углу, понимая, какой я плохой музыкант. Наверное, можно было попробовать встать и что-нибудь сыграть, но я все думала: «Какой смысл?» – и просто ушла. Как вы думаете, что со мной?

– По-моему, у вас приключился приступ перфекционизма, – сказала я ей. – Вы взяли с собой на свидание критика.

– Да, пожалуй.

– Видимо, вы стали слушать своего критика и подняли планку слишком высоко.

– Наверное, да.

Видно было, что уже от постановки диагноза ей стало легче.

Перфекционизм лишен веры в пользу тренировок. Он не верит в возможности совершенствования. Перфекционизм слыхом не слыхивал, что хорошее дело стоит того, чтобы сделать его плохо, – и что если мы позволим себе делать что-то плохо, то со временем научимся делать это довольно хорошо. Перфекционизм сравнивает работу новичка с завершенными творениями мастеров. Перфекционизм обожает сравнение и соревнование. Ему незнакомы выражения «Для первого раза неплохо» или «Хорошо получилось». Критик не верит в радость творчества – он вообще не верит в радость. Вот перфекционизм – это да, это серьезно.

Как художники мы должны приучиться настораживаться, если работа вдруг становится слишком серьезным делом. Есть такая закономерность: если мы не можем остановиться и посмеяться, то не можем и творить. На передний план выходит перфекционист, а критик щелкает кнутом и заставляет нашего художника сжиматься от страха. Чем пышнее цветет перфекционизм, тем меньшим кажется талант. А ведь уменьшать надо именно перфекционизм. Достаточно чуть посмеяться – и вот уже все возвращается к своим истинным размерам.

Первая привилегия художника, в какой бы области он ни творил, заключается в праве дурачиться.

Полина Каэл