Гигант в не по летней погоде тяжёлом красном плаще неприятного, напоминающего сырое мясо оттенка, похожий на ожившую скалу и легко поспоривший бы размахом плеч с обоими своими спутниками сразу. Едва ли уступающий ему в росте, но куда более худощавый элегантный черноволосый мужчина в прекрасном тёмно-сером костюме. Предпочетший в одежде одну лишь чёрную кожу пепельноволосый юноша, тонкий и невысокий, чьи идеальные, лишённые даже малейшего изъяна черты отчего-то внушали неприязнь.
Каждый из них в отдельности мало походил на обычного горожанина или туриста, собравшись же вместе они являли собой зрелище и вовсе крайней степени неординарности. Но опутанные сетями популярной ныне толерантности жители Парижа не чувствовали морального права признаваться в этом даже себе — и потому старались не смотреть в сторону весьма интригующей компании... без веских на то причин.
— Как по мне, так она прекрасно подходит этому городу, — с едкой усмешкой отозвался Эрик. — Отлично отражает его суть — разукрашенная серость, воспетое не имеющими и понятия о красоте глупцами уродство, — он нарочито театрально взмахнул рукой, призывая взглянуть на отлично видимый впереди предмет разговора в указанному свете, и с полным сарказма смешком закончил: — Так что здесь она на своём месте, и мне, благодаря этому, очень по вкусу!
Князь тоже говорил на языке викингов и тоже довольно громко, не скрывая эмоций. Так что им снова достались несколько коротких, но очень любопытных взглядов от окружающих.
Заметив это, Эрик небрежно щёлкнул пальцами — и для людей трое Старейшин перестали существовать. Отныне на страже их покоя встали чары Сомниума, они же теперь выступят и гарантом конфиденциальности беседы.
— На мой взгляд, господа, — в отличие от спутников, Рауль изъяснялся без помощи канувших в Лету наречий, да сейчас в них уже и не было необходимости, — вы, прошу простить мою резкость, излишне критичны. Каждый век требует собственного стиля, и эта башня — прекрасная иллюстрация к двадцатому столетию. Не уродливая и не серая, и, конечно же, не заслуживающая пренебрежительного ярлыка "железяка", она служит лишь отображением изменившихся времён. Она просто не такая, другая. И вовсе не лишена при этом привлекательности.
— Конформизм, лорд, — отмахнулся Эрик, тоже перейдя на современную речь. — Вы всего лишь подслащиваете пилюлю — изменить-то всё равно вряд ли что удастся.
Вольф промолчал, но Рауль наверняка видел, что его ученик на сей раз внутренне полностью солидарен с князем.
— Позвольте не согласиться. Я действительно ничего против неё, — правитель Нью-Йорка кивком указал вперёд, где продолжала сиять в ночи дочь инженера Эйфеля, — не имею. Я скорее даже за, хотя нахожу множество иных архитектурных достижений прошлого века гораздо более интересными. ...Кстати, совершенно не согласен, что здесь ничего нельзя изменить — напротив, при желании, я уверен, это не станет таким уж большим затруднением.
Следующими же словами лорд ответил на грубость последней фразы князя, хотя вряд ли это способен был понять кто-то кроме них двоих:
— И потом, даже если не удалось по каким-то причинам привести внешний мир в соответствие с собственным вкусом, то всегда можно взяться за себя самого, не так ли, герр Эрик? — Рауль специально выделил интонацией последние два слова, и обращение прозвучало вовсе не данью вежливости, а так, как тот и хотел, — намёком.
"Герр Эрик"... Князь поморщился.
Не то чтобы его сильно раздражало, как лорд к нему обращался, — в противном случае пражский владыка не стал бы терпеть этого настолько долго, — но иногда скрытая насмешка Рауля Норрентьяни всё же достигала цели.
Как, например, сейчас. Потому что Эрик фон Вайн и в самом деле когда-то мог без особого труда избавиться от оскорбляющей лик земли башни так же, как и от всего этого премерзкого городишки. И никто не увидел бы в этом его руки.
Он непроизвольно дёрнул щекой в досаде.
Да, в этот раз, один из немногих, насмешка лорда угодила точно в цель. Тонкая насмешка в напоминании о давнем и пошедшем, выражаясь мягко, не совсем как задумывалось эксперименте...
Затмив облик настоящего, князя захлестнули видения прошлого. Пронеслись перед глазами события семидесятилетней давности, как никогда близко подведшие его к смерти — и вынудившие миллионы перешагнуть эту грань. Промелькнувшие в воспоминаниях картины столь яркие, что казались кинохроникой, заставили вновь пережить величайшую из войн предыдущего столетия. И совершённые тогда ошибки — на которые столь удачно намекнул Зимний Лорд.
...Впрочем, разыгравшаяся память не отняла много времени — всего лишь несколько неспешных шагов, даже молчание не успело затянуться.
А в самом деле, мельком подумал пражский владыка, что, когда был такой шанс, мешало отдать приказ разбомбить Париж до основания?.. Конечно, это не повредило бы особо домену де Брея — вампиров убить не так просто, как людей, — но зато здесь, возможно, построили бы наконец что-нибудь приличное. И сегодня не пришлось бы опять лицезреть местные ...достопримечательности.
Эрик фон Вайн ненавидел Париж.