Вокруг все замолкли, уставясь на противников. Человек вдруг отхаркнулся и через дырку в зубах смачно плюнул Бренту в лицо, забрызгав его слюной и густой желтой мокротой. Знакомый туман заволок сознание, вытеснив все доводы рассудка и остатки самообладания. Брент стоял неудобно, перенеся центр тяжести на выставленную назад ногу, а потому не сумел вложить в прямой удар правой вес всего тела. Но все же его массивный кулак врезался в лицо противника, накрыв нос и правую скулу. Брент не услышал знакомого хруста хрящей — нос был сломан в стольких местах, что просто вдавился внутрь, — и сейчас же ударил левой в зубы, почувствовав, как что-то заскрипело, словно гравий под ногой, и пикетчик, подброшенный в воздух двумя сотнями фунтов ненависти, отлетел и грузно рухнул на мостовую, выплевывая осколки выбитых зубов.
— Теперь моему автомобилю ничто не грозит: можешь его жевать, пока не сдохнешь.
Пикетчики, держась на почтительном расстоянии, стали тем не менее туже стягивать кольцо вокруг двоих офицеров, которые стали спина к спине.
Но тут раздался топот матросских ботинок, и в толпу врезалось полдесятка моряков с авианосца во главе со старшиной Хиранумой. Замелькали приклады карабинов. Пикетчики, продолжая выкрикивать угрозы и оскорбления, отхлынули, а потом, подхватив валявшегося на мостовой белого, бросились наутек.
— Какого черта вы их подпустили к самым воротам? — крикнул Брент.
Старшина вытянулся.
— Виноват, господин лейтенант! Япония — демократическая страна. Мы действовали согласно приказу: демонстрации не препятствовать.
— Но они же набросились на нас! — воскликнул Йоси.
— Полагаю, господин подполковник, тут замешана «Ренго Секигун», без нее не обошлось.
— Что? «Японская Красная Армия»?
— Так точно, господин подполковник! Но подобную выходку они себе позволили впервые. — Он показал подбородком на Брента. — Не обижайтесь, мистер Росс, но они американцев… как бы это сказать?.. — он замялся.
— Что? Ненавидят? На дух не переносят, да?
Старшина, кусая губы, кивнул:
— Именно, мистер Росс, именно так.
— Просто трусливый коммунистический сброд, подголоски Каддафи, — с горечью сплюнул Мацухара. — Американцы своей кровью заплатили за их благополучие и их поганые «Тойоты». — Он тронул лейтенанта за руку. — Пойдем, Брент-сан.
— Виноват, господа офицеры, — вдруг сказал Хиранума. — Не сочтите за навязчивость, но… Вы… при оружии?
Мацухара и Росс улыбнулись, и Брент похлопал себя по чуть оттопыривающемуся слева борту кителя.
— Автоматический «Оцу», старшина, — сказал он. — Калибр шесть и пять.
— Замечательно, мистер Росс, — улыбнулся тот в ответ. — «Намбу-малютка», знаю! Чудная машинка! С ее помощью можно образумить за девять секунд девятерых террористов.
Но никто не рассмеялся.
Поскольку Йоси Мацухара и за рулем мирного автомобиля оставался боевым летчиком-истребителем, Брент заявил, что либо сам поведет машину, либо не сядет в нее вообще. Мацухара со смехом уступил ему, и штабной «Мицубиси» без номеров покатил по широкой автостраде в сторону Токио, до которого было 30 км.
— Знаешь, Йоси-сан, Мицубиси причинил Америке куда больший ущерб своими автомобилями, магнитофонами и прочей электроникой, чем истребителями «Зеро», — весело сказал Брент и осекся, понимая, что допустил неловкость.
Но Мацухара улыбкой дал ему понять, что не обиделся.
— Ты имеешь виду экономический ущерб, Брент?
— Ну, разумеется. Ты знаешь, что в Америке не производится ни одного видеомагнитофона? Что большая часть телевизоров и двадцать процентов машин сделаны в Японии?
— Но все наши триумфы были бы невозможны без нефти. Нефть, нефть, все упирается в нефть, — задумчиво проговорил Йоси.
— Верно, — согласился Брент и сейчас же перевел разговор на другую тему, давно не дававшую ему покоя. — Я хотел тебе сказать, Йоси-сан, когда капитан Таку Исикава ворвался позавчера на заседание штаба, он… он был явно не в себе. Дураку ясно, что если закрылки на соплях болтаются, а элерона вовсе нет, надо выходить из боя! Черт возьми, закрылок держался на одном штифте! Ты и сел-то просто чудом. Я думал, выпрыгнешь с парашютом, — он обошел грузовик, медленно ползший по правой полосе.
— Да уж, машину будто якорем держало. Но дело не в этом.
— А в чем же?
— А в том, что Таку уверен, будто я специально бросил его в беде.
— Да что за чепуха! Он был ранен, в жару, себя не помнил… Ну, и потом… он тебя терпеть не может. У вас с ним, кажется, давние нелады.
— Давние. С тридцать девятого года. Я его не переношу, как и он меня, но не в воздухе же, когда от тебя зависят жизнь и смерть человека, сводить с ним счеты?! Честь дороже. — Он откинулся на сиденье и задумчиво сказал: — Подполковник Окума, однако, был не в жару и не в бреду.
— Ну, этот просто метит на твое место, все это знают.
Мацухара тихо, словно размышляя вслух, сказал:
— Он залез в мою машину и считал оставшийся боезапас. Сорвал пломбы и… В голове не укладывается… Ну ничего, придет день, когда мы с ним разочтемся сполна.
— И когда же это будет?
— Когда я собью «клетчатого».