Поиск в темноте

Пришлось вернуться на работу, на главный склад Торга, которым теперь, после Аллаховой, заведовала моя старая знакомая, Рита Петровна. Она провела меня товароведом по отделочным материалам, на полставки, так как я все еще числилась студенткой-заочницей Торгового института и липовая моя анкета по-прежнему лежала среди честных анкет прочих заочников, из списков меня не вычеркивали. Работа на складе много времени не занимала, и когда я отлучалась по делам «ведомства полковника Приходько», то мои «отделочные материалы»: разные там облицовочные плитки и сухие штукатурки — спокойно ожидали меня на складе. Рита Петровна — старый торговый работник — женщина была сообразительная и лишних вопросов мне не задавала, даже если они у нее и появлялись…

В ноябре советская милиция, как обычно, отмечала свой юбилейный день.

В просторный зал Театра музыкальной комедии собрались работники Управления и отделов милиции. Моего соседа по квартире — пенсионера Петра Ивановича — как бывшего журналиста, когда-то много занимавшегося милицейскими делами, пригласил сам полковник Приходько.

Меня, конечно, нет.

— Не хочу пока, чтобы вас среди работников милиции видели, — заявил он. — Вас Максим Крылов по гостевому проведет.

Журналиста Крылова полковник Приходько знал еще по делу Аллаховой. Завотделом районной газеты Максим Крылов был давним знакомым Петра Ивановича, даже его учеником. Раза два в неделю он приезжал к нам из Ордынки на своем «Запорожце» и до глубокой ночи сражался с Петром Иванычем в шахматы. По тому же делу Аллаховой я была обязана Максиму, можно сказать, жизнью, но отношения у нас так и остались просто дружеские, ни он, ни я не торопились их перевести в какие-либо другие, — у каждого из нас осталась недобрая память о своем семейном прошлом. Петр Иваныч, хитро поглядывая на нас, советовал еще раз прочитать рассказ Джека Лондона «Когда боги смеются».

Но пока боги не смеялись, слава богам — им было не до нас…

Мы с Максимом последними пробрались в зал, когда торжественная часть уже началась, и примостились на самом заднем ряду. Петр Иваныч сидел вместе с полковником Приходько в президиуме, среди начальников отделов и гостей, приглашенных на торжество. После всех официальных поздравлений Петра Иваныча тоже попросили сказать несколько слов.

Все выступавшие, как обычно, зачитывали с трибуны свои приветствия, вписанные в аккуратные красные папки.

Петр Иванович выступал экспромтом.

— Вы — пограничники! — обратился он в зрительный зал. — Вы стоите на рубеже, на границах взаимоотношений гражданина и общества, человека и закона. Все издержки нашего школьного, семейного и общественного воспитания, все конфликты, которые в быту не решаются мирным порядком, сваливаются на вас. За вами уже никого нет, поэтому именно вам и приходится расхлебывать наши личные и общественные грехи.

Петр Иванович замолчал, потер подбородок, собираясь с мыслями.

Я заметила, как полковник Приходько посмотрел на него со своего места искоса и как бы с неким любопытством.

Максим шепнул мне на ухо:

— Беспокоится полковник, как бы Петр Иваныч чего бы такое, к празднику не подходящее, не произнес.

Конечно, Петр Иваныч и сегодня нарушил строгую программу заседания. Он задумчиво посмотрел в угол зала, где стоял стенд с фотографиями награжденных за добрую службу в милиции.

— Как известно, Бог создал человека без запасных частей, — сказал он без улыбки. — И жизнь у него одна. У работника милиции она одна тоже. И когда он, защищая, кого ему доверено защищать, бросает эту единственную жизнь навстречу пуле бандита или под колеса пьяной автомашины — он совершает подвиг, достойный памятника.

Мы с Максимом похлопали вместе со всеми. На этом торжественная часть закончилась, мы выбрались из зала и направились домой.

Я прошла на кухню готовить свои «фирменные» гренки к кофе. Максим заявил, что ему скучно сидеть в комнате одному, поэтому пристроился на кухне в уголке, за холодильником, — единственное место, где он мог сидеть так, чтобы я не запиналась за его ноги.

— Леший бы их побрал, архитекторов-строителей, — ворчала я, лавируя, как конькобежец, между электроплитой, холодильником и кухонным столом. — Надо же, спроектировали, построили целый микрорайон, тысячи квартир, и все вот с такими кухоньками. Сколько семей они лишили удовольствия по-человечески принять товарища, знакомого, забежавшего на огонек! Что, им было невдомек, что по современному скоростному образу жизни кухня — это и столовая, и гостиная, и, бывает, нет ни времени, ни желания каждый раз накрывать в комнате и таскать посуду из кухни?

Максим соглашался, конечно, и подбирал ноги под табурет.

Мы не ожидали скоро Петра Иваныча, но он появился, как только я сняла сковороду с плиты.

— Что это? — удивилась я. — А банкет?

— Какой там мне банкет… — прокряхтел Петр Иванович. — А что, разве помешал?

— Нет, не особенно!

— Полковник на своей машине велел подбросить. Сказал, Евгения Сергеевна, поди, там скучает в одиночестве. Скучает?! Я уж промолчал.

— И вам это удалось?