Поиски одного капитана (СИ)

Крокс посмотрел на нее пристально. Девушка была какая-то… родная? Василия… Лависса… Василиса? Пирату показалось, что он знает ее имя, и это имя чем-то похоже на эти имена, всплывшие у него в памяти. И робот — тот самый однорогий робот, имя которого, кажется, звучало как грохотание, кажется, раньше имел два рога. Откуда он это знает?

Василиса действительно смотрела именно в глаза капитану Кроксу и не узнавала его и узнавала одновременно. Это был Крокс — но не совсем он. В глазах мелькало узнавание, но быстро проходило, словно кэп силился вспомнить их — и не мог. Девушка вспомнила все те планы по возвращению Кроксу памяти, все нелепые и какие-то неправильные, и совершенно без плана шагнула вперед. Баюн ее пропустил, и Василиса быстро и ловко, за две секунды преодолела расстояние, которое их отделяло, и кинулась пирату на шею. Крокс дернулся и растерялся было, но девушка уверенно потянулась к нему и принялась целовать человеческую часть лица — губы, уголки глаз, щеки — до чего только могла дотянуться.

— Если это был твой план, его нельзя назвать удачным, — прокомментировал попугай, глядя на все это.

Крокс не реагировал, все так же сидя на своем месте, но лицо у него уже не было столь самоуверенным. Все, кто находился сейчас рядом с ними, кроме президента, пожелавшего тихо и незаметно удалиться, пялились на это действо во все глаза.

Особенно происходящее интересовало Андрея. Нет, его не волновала Василиса — он даже не смотрел на нее, и целовавшая Крокса девушка была для него сейчас каким-то абстрактным предметом. Его волновала реакция капитана — он пялился на кэпа и боялся пропустить момент, но Крокс был слишком шокирован, чтобы действовать.

— Эй! — позвала Андрея Лависса. Ей единственное не нравилось пристальное внимание своего парня к Василисе. Дождавшись, пока капитан хоть немного повернется к ней, Кольцова резко (не аккуратно, дабы не повредить правую руку) притянула его к себе и безо всякой стеснительности поцеловала.

Это не менее интересное времяпровождение помешало парочке увидеть, как здоровая рука Крокса обнимает Василису, а металлическая — демонстрирует кулак.

Роботы отвернулись от пирата, пряча глаза и не желая попасть под горячую руку — а Крокс был горазд на расправу — и увидели еще одну парочку, на которую пялиться можно было вез вреда для здоровья.

Это они, собственно, и сделали.

***

Они стояли в той самой подземной пещере, а рядом громадами возвышались два корабля: «Звездный Странник», смотрящий на все происходящее гордым и неприступным взглядом, словно сообщая, что он не сдался и не предал своих хозяев, и «Взгляд пантеры» — звездолет более новый и, как говориться, пока без души. Глядя на все это великолепие, он не мог отвести взгляда, а сердце юного капитана трепетало и пыталось вырваться, чтобы убежать вместе с пиратами в космос. Отказ Крокса неприятной горечью остался в душе, хотя Андрей с самого начала понимал: его не возьмут с собой.

Мрачные и напряженные фигуры пиратов не вызывали ни смеха, ни улыбки -лишь тихое понимание. Вот Вахмурко Попугайло кружит рядом с звездолетами, разглядывая что-то малозаметное и понятное только ему. Попугаю не терпится вновь ступить на Странник, но он ждет — прекрасно умеет ждать. Грохотун внешне вполне спокоен, потому что его туповатое лицо не может выражать эмоций. Кажется, что боевой робот действительно ничего не чувствует. Он, иногда прикасаясь к тому месту, где когда-то был рог, стоит от звездолета настолько близко, что стоит ему прыгнуть — и он уже будет там.

Андрей знает, что вся эта его холодность — напускная. У робота, конечно, нет сердца, но Грохотун все равно любит Странник своей странной, пиратской любовью. Наверняка огромных усилий ему стоит вот так просто стоять, но все же он робот и не имеет права возвращаться на звездолет первым. Сначала всегда заходит капитан, и только лишь потом все остальные члены экипажа — это старая космическая традиция, которую никто и не думает забывать.

Лица Крокса Андрей не видел — он тоже стоял у своего корабля, чуть в отдалении от Грохотуна, обнимая одной рукой -той, что была все же механической, — Василису, а второй проводя подушечками пальцев по металлу, из которого был отлит «Звездный Странник». Он шептал своему верному кораблю, любимому и верному другу, правильные и трогательные слова, какие никогда прежде не говорил. Хотя нет, говорил — много лет назад своей жене, сейчас — Василисе, когда они были совсем одни, а в душе — и звездолету. Но вот так, при всех — еще никогда. Его никто, кроме девушки, не слышал, и даже Василиса не разбирала всех слов, но все равно было в этом шепоте нечто сокровенное. И каждый, несомненно, понимал, что именно шепчет так этот грозный пират, потому что эти же слова шептали все сердца.

Андрей обнял Лависсу и притянул девушку к себе, но даже не оглянулся и не посмотрел на Кольцову. Дочка президента, впрочем, тоже ничего не заметила — в этом тишине было нечто правильное и понятное всем. Даже старому Баюну, не жаловавшему Кроксу, не хотелось ворчать, а хотелось лишь восхищаться.