— Это я посылал еще одного партизана — Иванова.
— Вот это ты, Володя, напрасно сделал.
— Выхода не было иного. — Козловцев объяснил, как было дело.
— Но ничего, — заключила Ксения. — Бабушка очень ловко обвела его и следы замела. Он и не видел,
куда она исчезла. А ему она ничего не сказала — видит, человек незнакомый, попросила его подождать, а сама
не возвратилась. А вообще-то эту явку мы закрыли, чтоб ты знал. Вчера в этом районе были замечены какие-то
подозрительные субъекты.
— Жалко Клаву. Пытать будут. — Козловцев задумался.
— Может быть, обойдется. Ведь у них нет никаких улик. Отказываться будет. Скажет, что мальчик
перепутал. Ну, а если будут пытать, ничего не скажет. Я знаю ее. — На глазах у Ксении опять появились слезы.
11.
Хмурились осенние дни. Пошли дожди, и по дорогам размесилась жидкая грязь. Потом повалил снег,
грязь перемешалась со снегом и превратилась в сплошную серую массу. Но это продолжалось недолго. В одну
из ночей мороз сковал жижу, и дороги словно покрылись стальной коркой. Нечищенные мостовые забугрились,
стали ухабистыми, а там, где снег прикатался и отшлифовался шинами и ветром, было скользко, как на катке.
Сегодня Таня согласилась пойти на квартиру к барону пообедать. Он давно уже приглашал ее то
поужинать, то пообедать вместе с ним Таня долго отказывалась, но в последнее время стала замечать, что барон
начинает сердиться, когда выслушает ее очередной отказ, подкрепленный искусно выдуманными причинами.
Тане не хотелось портить отношения с фон Швайгертом, и она, наконец, согласилась.
Когда они уже собрались выходить из кабинета, в дверях появился полнощекий майор с черными
усиками, старший помощник барона Вейстер. Майор подал фон Швайгерту засургученный секретный пакет:
— Только что получено.
Барон разорвал пакет, прочитал бумагу и, вложив обратно в конверт, сложил его вдвое и сунул во
внутренний боковой карман кителя.
— Я приеду через три–четыре часа и дам вам необходимые распоряжения, — сказал он.
Майор щелкнул каблуками и вышел.
Фон Швайгерт занимал особняк. В одной из комнат жил его адъютант. Большая светлая комната с
высокими окнами служила столовой, посредине ее стоял круглый обеденный стол, у стены — буфет, а около
окна был небольшой письменный стол с настольным телефоном. Один из простенков между окнами занимало
большое трюмо.
Таня и барон вошли в столовую. Круглый стол был уже накрыт На сверкающей белизной
накрахмаленной скатерти стояло множество закусок, несколько бутылок вина. Таня подошла к зеркалу, бегло
осмотрела себя и повела плечами:
— Ой, как прохладно у вас.
— Я люблю такую бодрую температуру. Эго очень освежает. Солдат не должен быть изнеженным. —
Барон постарался придать себе молодцеватый вид. — Впрочем, если озябли, я прикажу, чтобы вам подали
шубку.
— Да, пожалуйста. Я ведь не солдат, — пошутила Таня.
Барон быстро вышел в переднюю, и тут же адъютант принес Тане белую меховую шубку. Она накинула
ее на плечи.
Осматривая комнату, она заметила на тумбочке около письменного стола небольшую потускневшую и
почерневшую от времени икону, похожую на небольшой, застекленный сверху ящик. Барон заметил взгляд
девушки и подошел к иконе.
— О! Это моя находка! — произнес фон Швайгерт, щелкая длинными пальцами по иконе.
— Что же это? Ваш талисман?
— Больше! Эта икона приносит мне удачу, даже золото. — И он охотно начал рассказывать: — Я не был
еще тогда начальником штаба управления резервов, я был шефом СС. Мы находились в городе Умань… Мы,
конечно, туда еще вернемся… И вот, представьте! Один священник собрал в церковь верующих и стал
призывать бить… гм… стал призывать верующих бить… нас, немцев. Это удивительно! Когда мне доложили об
этом, я был поражен: ведь мы рассчитывали, что священники и все верующие пойдут против большевиков,
будут поддерживать нас. И вдруг… — барон, словно испугавшись признания, замолчал.
— Что же было дальше? — спросила Таня, и злые огоньки блеснули в ее глазах.
— Я приказал повесить попа, уничтожить церковь. И пошел сам проверить, как исполняют этот приказ…
Я вошел в церковь, и прямо передо мною упала вот эта икона, и из нее посыпалось… Что вы думаете из нее
посыпалось? Золото! Русские золотые монеты! Пойдемте, я вам покажу. — При этих словах лицо барона
выразило что-то вроде торжества.
Таня прошла с ним в другую комнату, где стоял походный несгораемый сундук. Двумя ключами открыв
его и откинув тяжелую крышку, барон подхватил пригоршню золотых пятирублевых монет старой чеканки.
Пальцы его слегка вздрагивали.
— Вот видите! Это же золото!
Кровь прихлынула к лицу Тани. Ей вдруг стало жарко. Она вышла обратно в столовую, сбросила шубку
на кресло и усилием воли заставила себя спокойно спросить барона:
— Ну, и повесили вы этого священника?
— Да, конечно. Но через день уже в пяти церквах священники призывали своих прихожан бить… гм…
нас, немцев.
— Что же вы сделали с этими священниками? Тоже повесили?
— Да! Конечно!