Жена профессора подняла голову и посмотрела на них сухими покрасневшими глазами.
— Милая, хорошая Юлия Владислава. Мы заберем сейчас Иосифа Генриховича, и вы поедете с нами.
— Хорошо, — выдохнула бедная женщина и опять склонилась над мужем и зарыдала.
Козловцев выбежал во двор, позвал партизан и приказал им взять имущество профессора. В ванной он нашел заплаканную, дрожащую всем телом прислугу. И ее заставил собирать вещи.
— Придется машину подогнать сюда. Все погрузим здесь, — сказал Козловцев. — Мы быстро соберем все, а ты, Ксения, иди домой, по пути скажи шоферу, чтобы подъезжал сюда. Надо спешить, а то ночи стали короткие. До рассвета недалеко.
— Хорошо, так и сделаем, — ответила Ксения. Она вышла из дома, закутала голову, застегнула пальто. Владимир выбежал проводить ее. Она обняла его за шею и крепко поцеловала.
— Будь осторожен, милый, — прошептала она.
— Будь и ты осторожна, — ответил Владимир. — Когда мы еще встретимся?
— Вот скоро кончится война, и мы тогда уж никогда не будем расставаться, — сказала Ксения. Она еще раз поцеловала Владимира к быстро ушла.
Козловцев возвратился в дом. Вещи почти все уже были связаны в узлы. Юлия Владиславна сидела, склонившись над мужем.
Владимир и прислуга подняли женщину и стали одевать.
Вскоре подошла машина Ее загнали во двор. Положили в кузов тело профессора, быстро погрузили вещи, усадили Юлию Владиславну и прислугу. Разместились и партизаны.
Машина благополучно выехала из города. Мороз сковал полевую дорогу, и сейчас партизаны неслись с полной скоростью. В небольшом лесочке они догнали деда Морозенко и сопровождавших его двух партизан, быстро посадили их в кузов и направились в лес.
25
В одноэтажном кирпичном доме, рядом с комендатурой, помещался немецкий госпиталь, где была палата для солдат и палата для гражданских немцев, наводнивших город в первые дни оккупации. Таню привезли в этот госпиталь, освободили для нее две смежные комнаты, соединенные дверью. В одной комнате положили ее, в другой неотлучно находилось двое часовых. Ночью в комнату, где помещалась охрана, поставили полевой телефон.
Всю ночь Таня не спала. “Что они сделали с профессором? Жив ли он? Неужели убили такого замечательного человека?” — думала она.
Потом мысли ее стали перекидываться с одного на другое. Она старалась не думать о своем собственном беспомощном положении. Ей вспомнилась Зоя Космодемьянская. Таня была в Москве, когда стало известно о великом героическом подвиге пламенной юной патриотки. Тогда Таня завидовала Зое, ее мужеству, смелости, отваге. “Вот так надо любить свою Родину, если ты хочешь ей счастья, — говорила Таня своим подругам. — Вот так надо бороться за свою Родину. Зоя будет всегда примером в моей жизни”.
“Нет, что бы ни случилось со мною, я не сдамся, — думала Таня сейчас. — Выдержу все, какие бы пытки не ожидали меня, я не паду духом. Милая Родина! Я отдам за тебя всю свою кровь, капля за каплей!”
Целый день Таня пролежала с закрытыми глазами, как бы без сознания. Она не теряла надежды, что к ней придут на помощь — нужно выиграть время. Раза три за день появлялся врач-немец. Он осматривал и выслушивал ее, выходил в соседнюю комнату, с кем-то говорил по телефону. Каждый раз, как ни напрягала слух, Таня не могла понять ни одного слова из разговора — мешала закрытая дверь. А вечером пришли двое. Они раскрыли ей рот и стали вливать какую-то жидкость. Она проглотила этой жидкости стакан, а может быть, и больше. После этого Тане сделалось немного лучше, она заснула.
Ночью она услышала сквозь сон, как ее трясут за плечо, открыла глаза и в освещенной электричеством палате увидела майора Вейстера. Таня застонала и вновь закрыла глаза, но майор не уходил. Он стоял около кровати и вглядывался в ее лицо.