Поиски путей

На стены и свод из шершавого серого камня сверху, из узких бойниц высоко вверху, косо падали скудные лучи осеннего солнца. Элсу лежал на ворохе сена, накрытого куском холста; шагах в трёх, у дверей, обитых полосками стали, стояла бадья с водой, а на ее бортике висел оловянный ковш.

Хныканье вызвало у Элсу приступ раздражения и злости. Повернув голову на звук, он увидел какую-то девку, с голыми ногами, в окровавленной, разодранной до пупа рубахе, валяющуюся на сене, скорчившись в три погибели. Она спала или была не в себе — зато её товарка, прикрывающая наготу какими-то грязными тряпками, повернула к Элсу осунувшееся лицо с чёрными подглазьями и опухшими запёкшимися губами.

— Брат, — всхлипнула она, сообразив, что на неё смотрят, — водички ради Творца-Отца! У меня сил нет подняться…

— Какой я тебе брат, шлюха! — прошипел Элсу, приподнимаясь на локте. Ему самому было слишком нехорошо, чтобы учить уму-разуму наглую рабыню, лишь по случайности ещё не заклейменную; единственное, что он мог — поставить её на место на словах. — Хочешь, чтобы язык вырвали?!

Из глаз девки хлынули слёзы, проводя по грязной физиономии чуть более светлые дорожки.

— Командир, — прошептала она еле слышно, — это же я, Кору, ординарец твой…

Неописуемый ужас обдал Элсу жаром с макушки до пят. Он приподнялся повыше и уставился на жалкую девку, пытаясь узнать в ней своего ординарца и спарринг-партнёра — но увидел только измученное началом метаморфозы и зарёванное лицо рабыни. Ничего общего у этой ничтожной твари с его Кору, волчонком, которого он приблизил к себе за отвагу и верность, не было — ровным счётом, ничего. Элсу не мог себе представить Кору плачущим, как вообще не представлял себе плачущего солдата. Он содрогнулся от отвращения.

— Ты врёшь, — процедил Элсу сквозь зубы. — Коза ты обрезанная, я тебя не знаю.

— Командир, — взмолилась девка, давясь рыданиями, — Творец — свидетель, это я. Это ж я им сказал… сказала… что ты львиной крови… чтоб они тебя не добили…

Элсу сморщил нос.

— Ну и что со мной было? Я не помню.

— Под тобой убили лошадь, командир… когда они… когда оказалось, что у них — пушки тут теперь. Наверное, ты ударился головой — еле дышал, когда я…

Элсу всё смотрел — и вдруг сообразил, что видит на незнакомой физиономии девки знакомый короткий шрам, рассекающий бровь, а когда она говорит, то заметен сломанный резец с правой стороны… Элсу снова почувствовал сжигающий ужас, будто его тело наполнили тяжёлой ватой, смоченной крутым кипятком.

— Командир, — снова попросила Кору-рабыня, облизывая губы, искусанные до коросты, — принеси мне водички, пожалуйста. Всё внутри болит… и жжёт… командир, ради Творца…

Элсу сел, чувствуя головокружение и замешательство. Всё его существо противилось самой мысли о том, чтобы прислуживать трофею — отбросам жизни, шлаку, годному лишь для тяжёлой работы или постельных забав, полному ничтожеству… но когда-то это существо было волчонком, когда-то оно было Кору и учило Элсу стрелять с седла…

— Как это вышло? — спросил Элсу, чувствуя моральную тошноту, даже более сильную, чем физическая. — Почему тебя не убили? И кто… вон там?

— Там — Варсу, — сказала рабыня, пытаясь сглотнуть. — Его, кажется, оглушило взрывом… а я… меня не ранило. Я хотел… хотела тебя… тебя спасти. Я им сказала…

— Уродина! Сука! — взорвался Элсу, до которого вдруг дошёл кромешный кошмар ситуации в тонких частностях. — Зачем?! Да лучше бы меня добили! Чтоб меня — как вас, дешёвки, шлюхи вы несчастные?! Воды тебе?! На том свете огнём напьёшься! Гадина!

Рабыня уронила голову в сено и разрыдалась. Элсу чувствовал нестерпимое желание врезать ей по лицу, заткнуть чем-нибудь рот, сделать что-нибудь, чтобы она перестала скулить, но каждое движение отдавалось болью в голове. Поэтому он только рявкнул, сколько хватило сил:

— Да ты уймёшься или нет?!

Девка замолчала, только всхлипывала при каждом вдохе. Элсу некоторое время посидел, глядя снизу вверх на жёлтый, явно предвечерний свет, льющийся сверху, из окон, потом встал и сходил к бадье с водой — напиться и умыть лицо. У рабыни хватило ума перестать клянчить. Кажется, очухалась и вторая — теперь они только следили за всеми движениями Элсу.

— Эй, твари! — бросил Элсу, подумав. — А что, все остальные — мёртвые?

— С остальными — хуже, — подала голос та, что когда-то была Варсу. — Выжили человек пятнадцать, вроде бы — серьёзно раненых эти добили… А уцелевших… они их, командир, обрезали, как свиней, связали, побросали в телегу и увезли куда-то… не знаю, куда, потому что…

— Потому что с язычниками обжималась, — зло закончил Элсу. — Вот уж я знать не знал, что у меня в отряде такие шлюхи убогие… трусы, пустое место… Хуже с другими? Да они, по крайней мере, врагов не ублажали!

Та, что когда-то была Кору, а стала безымянной вещью, снова разрыдалась — и Элсу швырнул в нее башмак. Вторая осмелилась возразить:

— Мы не трусы, командир… нам не повезло. Судьба. Творец давно всё предрешил…