Поиски путей

Я киваю и отмечаю движением зрачков начало рекомендованной съёмки. Вот, далёкая родина, смотри! Это — лянчинцы, южные варвары! Вот — их упрямый посол, злыдень-Эткуру. И вот — мы идём бухать во флигель для гостей, в самое их логово, на территорию Лянчина. И Анну, явно обрадовавшись, что мы оставили его в покое, снова садится на подоконник — но это пока неважно.

***

Уже почти закончив с обедом, — доедая кусок холодной свинины, — Элсу услышал лёгкие шаги на лестнице. Он вытер жирные руки куском холста и встал, подойдя к решётке.

Зи-А. Вряд ли кто-нибудь ещё в такое время. И видеть Зи-А Элсу был рад. Вот так просто — рад. Причин много — и то, что Зи-А не солдат и быть солдатом не может, причина вовсе не главная.

Каморка на башне закрывалась одной только решёткой с таким расстоянием между прутьями, что Элсу и Зи-А легко могли просунуть между ними руки. Здесь, в бывшем караульном помещении со стрельчатым окном, в которое виднелся далёкий горизонт в синей дымке, Элсу чувствовал себя гораздо легче морально, чем в подвальном каземате, несмотря даже на холод — и он подозревал, что его переселили на башню не без участия Зи-А. И солдаты перестали брезгливо коситься на Элсу не без участия Зи-А. Странная правда.

В самом начале знакомства Элсу думал, что Зи-А ничего не понимает. Не понимает, что лянчинцы — враги северян. Не понимает, что сам не представляет для южной армии даже той минимальной ценности, какую имеет рабыня — в случае победы Зи-А просто прикололи бы, как ягнёнка, даже не взглянув на его милое бледное лицо; в худшем случае — прикололи бы… потом, разобравшись, что с ним не так. Да что там! Элсу казалось, что Зи-А не понимает даже, насколько он сам — неудача Творца, ошибка, которую из странных соображений не исправили.

И всё это оказалось заблуждением. Зи-А всё понимал и не был ошибкой. И за две луны плена Элсу сам начал понемногу понимать, что мир сложнее, чем казалось раньше, а ошибкой вполне может оказаться его собственный привычный взгляд и даже привычный взгляд братства вообще. Время от времени Элсу становилось до оторопи жутко от таких мыслей, но тогда надо было просто подумать о чём-нибудь другом.

Может, попросить Зи-А сыграть на флейте, которую он всегда носил в рукаве — завёрнутой в кусок шёлка, расписанного синими цветами. Обычно он не отказывался… Или Зи-А приносил горячий сосуд с длинным носиком и пару крохотных стеклянных чашек — тогда они пили здешний травник, сладковатый и терпкий, стоя по разные стороны решётки. Или Элсу учил Зи-А петь песни на языке Лянчина. Или Зи-А рассказывал истории… Младший сын коменданта крепости, калека отроду, знает крепость, как собственную комнату, ходит всюду — кто ему запретит? — и скрашивает пленнику жизнь… невозможная ситуация.

— Привет, Львёнок, — сказал Зи-А, подходя. Он рассеянно улыбался, как всегда, и, как всегда, его голубые глаза, прозрачные и пустые, остановились где-то в дальнем углу комнаты. — Ты слышишь запах снега? Сегодня пришла зима.

— Прости, я видел снегопад, — сказал Элсу и смутился, как всегда, говоря с Зи-А о зримом мире.

— Это ты — прости. Я иногда забываю. Я задумался. Хочешь печенья?

— Да, — Элсу коснулся решётки — и Зи-А тут же ткнул в его ладонь сверток, пахнущий сдобным тестом. — Знаешь, я иногда не понимаю… не понимаю, откуда ты знаешь, где мои руки. Ты же их не видишь…

— Я сам не понимаю… во всяком случае, объяснить не могу. Ну это как… как жаровня. Ты же не можешь не знать, где она находится, правда?

Элсу развернул бумагу. Печенье выглядело замечательно — и он тут же откусил кусочек.

— Нравится? — весело спросил Зи-А.

— Да, роскошно… но я все равно не понял: я же не такой горячий, как печь!

— Но я же не такой деревянный, как некоторые! Мне хватает твоего тепла — тем более, мы близко стоим.

— А если далеко?

— Далеко — я слышу. Ты ведь не можешь не дышать — а пыхтишь, как запряжённый тяжеловоз.

Элсу усмехнулся, хотя слова Зи-А его вовсе не позабавили. Он всё-таки был не в силах себе представить, как Зи-А может жить. Как вообще можно жить, не видя?! Боец, потерявший глаза во время сражения, попросил бы себя добить; как отец мог оставить в живых младенца, который обречён жить без глаз?! И тем ужаснее и удивительнее был постоянный тон Зи-А — спокойный и весёлый, будто вечная беспросветная темнота, в которой он существует, совсем не ужасна…

— Я люблю зиму, — сказал Зи-А. — Мне очень нравится запах снега… и это ощущение, когда с мороза возвращаешься в тёплую комнату. Когда горят щёки — и становится радостно без всякой настоящей причины. Когда в жаровне трещит огонь, а за окном воет ледяной ветер — как-то особенно уютно, правда?

— Не люблю холод, — возразил Элсу. — Дыхание смерти этот твой ледяной ветер, так старики говорят… Хорошо ещё, что у вас тут не такая длинная и тёмная зима, как далеко на севере… Э, послушай, а по какому случаю такое печенье? — вдруг спохватился он. — Что вдруг?

— Это — подарок для меня, — сказал Зи-А с непонятным выражением лица. — А я хочу сделать подарок тебе. Мы скоро расстанемся.