Поиски путей

— С того, что тебе надо остановить войну, — сказал Анну. — Не важно, победим мы или нет — это будут потери, потери и потери. Зачем Лянчину эти обледенелые земли? Зачем Льву жечь Тай-Е? Ведь всё затем же — из страха. Как красивую смелую женщину — из страха. Ты должен убить страх, брат. Творцом призван убить эту гадину, пожирающую души.

— Но как я смогу, во имя Творца?! — воскликнул Эткуру. — Есть Прайд, меня разорвут в клочья!

— У Льва есть Прайд, а у тебя будет Волчья Стая, армия Прайда, — сказал Анну. — Начнём с моей части Стаи — и возьмём остальное. Закрутим солнце и луну в другую сторону, брат. Раздвинем границы Лянчина на юг. Сотрём границы Крийна и Шаоя — но на севере у нас нет ничего, кроме смерти, брат.

— Может, всё же останемся здесь, — еле выговорил Эткуру. — Пусть Барс сцепится с Львом… если Барс победит… тогда и мы…

Анну замахнулся, но не ударил. Эткуру моргнул, но даже не дёрнулся.

— Ты… ты ещё дурачок, брат, хоть и Львёнок Льва, — вздохнул Анну. — Наверное, поэтому я и не могу тебе наподдать. Ты ведь не предашь свой народ — из тебя это прёт от ужаса, от страха за твою женщину… Осознай: если Барс победит, Лянчина больше не будет. Кто будет щадить побеждённого? Лянчин обрежут, брат — он ляжет под Кши-На и будет рожать ему детей. Этого хочешь?

Эткуру положил меч на колени и обхватил голову руками.

— Если Лев нападёт и язычники победят — то же будет, — сказал он еле слышно. — Ты воевал, ты скажи — они ведь могут и победить? Прирезать нас нашим же клинком?

— Вот смотри, — сказал Анну. — Творец отдаёт тебе Лянчин. Ты должен сделать так, чтобы в руках Лянчина остался меч. Для этого придётся воевать, убивать, изменять присяге — но что такое ты, и что такое я, и что такое Лянчин, брат? Чтобы Лянчин жил, чтобы он жил с мечом — мы ведь умрём, да?

Эткуру кивнул. Он, кажется, начал приходить в себя.

В дверь стукнули костяшками пальцев.

— Кого несёт?! — крикнул Эткуру раздражённо.

— Я, Соня, — отозвались из коридора.

— Войди, — сказал Анну.

Соня вошёл, держа в руках небольшой стеклянный сосуд.

— Ник велел — отпивать по глотку всю ночь, — сказал Соня и подал сосуд Эткуру. — Для облегчения боли.

— Не хочется, — вдруг сказала Ви-Э. — От этого — шалеешь, как от вина, всё в тумане, а я хочу соображать ясно. Прости, миленький, поставь эту бутылку. Успеется.

Эткуру погладил её по щеке.

— Ты — как раненый воин, — сказал он прочувствованно.

— Соня, — сказал Анну, — тебе можно доверять, брат? Скажи, не станешь ли сводить счёты с Эткуру или со мной? Скажи честно. Если не можешь служить, я тебя отпущу, клянусь.

Эткуру только покачал головой.

— Я могу, — сказал Соня серьёзно и строго. — Мне нравится эта женщина — и ещё… я помню, что ты мне говорил. Если ты попросишь, а не он… если попросишь, а не прикажешь. Согласен?

Эткуру облизнул губы, но у него хватило ума промолчать. Анну вытащил из своей седельной сумки, хранимой у изголовья постели, короткий охотничий тесак, когда-то подаренный отцом.

— Возьми, — сказал он Соне. — Это — пока. Потом я достану тебе меч. Ты останешься с женщиной, будешь охранять её, брат. Я приказываю — как солдату, не как рабу: ты с оружием.

На лице Сони промелькнула ужасная улыбка. Он кивнул.

— Пойдём, Эткуру, — сказал Анну. — Поговорим с нашими людьми… то есть, говорить я буду, а ты будешь молчать, как Лев — когда командует солдат.

— Как ты легко решаешь, — сказал Эткуру с оттенком зависти. — Ну да, у тебя есть сила — а терять нечего…

— Что ты знаешь об этом, — Анну только горько усмехнулся. — Я кусок души оставляю в Кши-На, я должен разорваться пополам, мясо порвать, кости поломать… но что такое я, и что такое Лянчин, брат? Творец, говорят, милосерд — а я скажу, что ему нет дела до наших душ.

— Ча… — догадался Эткуру, и Анну закрыл его рот ладонью:

— Не продолжай. Нам надо идти.

Наставник вещал.

— Видите, до чего доводит детей Истинного Пути похоть? — вопрошал он настороженно молчавших волков. — Даже Львёнок Льва может попасть в сети гуо — и душа его окажется в опасности! Теперь-то эта мерзкая языческая девка…

Эткуру ударил сзади и наискосок — Анну не успел его остановить, только машинально оценил удар: меч под острым углом к плоскости удара, а движение, скорее, режущее, чем рубящее. Образцово поставлена рука.

Голова Наставника вместе с плечом и рукой отвалилась, как сырой шматок срезанной глины от чурбана на тренировке. И кровь хлынула фонтаном — а потом уже рухнуло тело.

— Он меня предал, — сказал Эткуру железным тоном. — Вы слышали, что он говорил о Львёнке Льва за глаза, волки?

— Ни во что тебя не ставил, Львёнок, — кивнул Олу, прижимая руки к груди. — Какой же это Истинный Путь? Просто подлость… Да, да, — и отодвинул ногу от растекающейся багровой лужи.

— Ох, командир, — подал голос Хенту, — это — вот то самое, да? Что ты говорил? Измена?