Поиски счастья

Энмина смущенно опустила глаза. Она была одета, как охотник, — в непромокаемые брюки из нерпичьих шкур, в такие же торбаса, плотно затянутые ремешками, и в легкую летнюю кухлянку. На ее поясе были закидушка и нож. И только черные косы, свисающие на спину из-под шапочки-шлема, выдавали в ней женщину.

В их байдаре лежали лахтак и нерпа.

— «Все равно заберу Энмину», — сказал мне Ранаургин. А я ответил: «Убью». Кочак говорит: «Ты нарушил правила жизни». Теперь всегда Энмина со мной, — закончил Пеляйме и задумался.

— Молодец, Пеляйме! Правильно поступил, — одобрил Василий, выслушав его рассказ.

Женщины молчали, а мужчины все говорили. Иногда, правда, Василий вставлял какое-либо английское слово, но тогда Пеляйме хмурил лоб, слегка поворачивал голову, и Устюгов повторял это слово уже на понятном другу языке — чукотском или русском.

А берег все приближался. И там, в Уэноме, уже знали новость.

Кочак хмурился. Не нравилось ему, что Пеляйме водится с этим таньгом. Уж не таньг ли виноват, что Ранаургин, сын его, остался без жены, а Пеляйме и Энмина нарушили правила жизни?

Ранаургин ходил злой. Он вспомнил, как Устюгов помешал ему унести Энмину в свой шатер.

Бот и байдары еще не причалили, а в пологе шамана уже слышались удары бубна.

— А где Ройс? — вопомнил Василий. «Как-то живется бедняге?» — подумал он.

— Ко-о. В Энурмино, однако, — ответил кто-то из уэномцев.

Глава 27 В БУХТЕ СТРОГОЙ

Все лето у берегов Чукотки сновали «Морской волк», «Китти», «Бобер» и множество других шхун. Русский торговый пароход подошел лишь в сентябре.

Опасаясь неприятностей с властями, капитан наотрез отказался взять на борт беспаспортную семью русского американца. Он посоветовал Василию отправиться за разрешением в бухту Строгую, где находился чукотский уездный начальник — барон Клейст, подготавливая перенесение туда своей постоянной резиденции из Славянска.

В закрытой бухте среди гор стояли шхуна уездного начальника и «Морской волк», знакомый Василию еще по Аляске.

Через несколько дней Устюгов поднимался на крыльцо дома, где временно поместился барон.

В приемной сидело на лавках несколько человек. Один из них — в черной косоворотке — обратил на себя внимание Устюгова своим быстрым и пытливым взглядом, которым он, казалось, хотел проникнуть в самые мысли Василия.

Василий поздоровался и присел на край скамьи. Он был прямо с дороги: в руках винчестер, за спиной котомка.

Из кабинета важно вышел высокий худосочный чиновник в зеленом мундире с металлическими пуговицами, неся под мышкой папку. Он оглядел сидящих.

— А ты что? Вызван? Фамилия?

Устюгов назвал себя, рассказал, кто он и зачем явился.

— Барон занят, — секретарь небрежно отвернулся и сбросил с носа пенсне. Оно блеснуло на солнце и, удержанное шнурочком, повисло на уровне живота.

Человек в черной косоворотке подсел к Василию.

— Будем знакомы, — он протянул руку. — Фельдшер Иван Кочнев.

Секретарь нараспев пробрюзжал из-за своего стола:

— Присутствие — не ярмарка. Его превосходительство терпеть не может… да и мне мешаете.

— Извините, — Иван Лукьянович стал говорить полушепотом.

За дверью слышался восторженный голос «его превосходительства».

— Как это любезно со стороны мистера Роузена! — Барон держал в руках иллюстрированные журналы, которые только что получил от капитана «Морского волка». — Передайте, пожалуйста, мою искреннюю признательность. Право, я теряюсь, чем мне благодарить его за такую заботу и щедрость, — Уездный начальник оглядел стол, где лежали подарки директора: золотой портсигар, блоки сигар, прекрасно изданные книги, А рядом, на полу, стояли круглые картонки с парижскими платьями для жены…

Чернобородый янки улыбался, дымя сигарой с золотым ободком. Он был в высоких сапогах и кожаной куртке, на ремешке висел бинокль.

— Вы, американцы, истинные джентльмены. О, я это высоко ценю! Право, так надоели эти ваши Иваны. Но служба, служба. — Холеное лицо сорокалетнего остзейского немца выразило понимание печальной необходимости.

— Мистер Роузен, — заговорил капитан, — будет рад, узнав, что вы решили перенести свою резиденцию из Славянска сюда.

— Дорогой мой, скука, скука заставляет. Ведь отсюда до Нома — рукой подать!

— Мне поручено передать вам, что акционеры-организаторы избрали вас почетным членом-акционером компании.

— Что вы говорите! — уездный начальник показал в улыбке крупные зубы. — Но чем я заслужил такое расположение?

— И, как почетному члену, вам полагаются акции.

— Да? — немец засопел, заерзал на стуле. Но лицо его быстро приняло прежнее радушное выражение, когда он узнал, что за пачку акций, которые достал из кожаных штанов янки, ему платить вовсе не нужно. — Да, кстати, запишите себе, будьте любезны, — изящно продолжал он разговор. — Мне хотелось бы иметь сочинения Спенсера, Броунинга и, знаете, как ни странно, Толстого в английском переводе, — Он знал английский лучше русского.

Убедившись в полном расположении к нему уездного начальника, чернобородый наконец коснулся главного поручения директора компании: