Поиски счастья

Кутыкай был мрачен. Трех своих личных оленей он так и не разыскал, а Омрыквут не захотел больше ждать.

— Кутыкай! — жена подбежала к нему. — Нашел серого?

Пастух отрицательно качнул головой. Он сидел на кочке сгорбившись. Уже двое суток он не смыкал глаз, и все напрасно. Нет, видно никогда не стать ему твердо на ноги!

— А разнокопытую? — спросила жена, присев около него на мокрый снег.

Глава семьи молчал. «Богачом будешь ты…» — не переставали звучать в его ушах давние слова хозяина. Но времени с тех пор ушло много, а личное стадо Кутыкая не увеличилось.

За кухлянкой матери, где-то у пояса, захныкал сын Кутыкая. Глаза отца подобрели, он оторвался от горьких дум, встал, подошел к оленьей упряжке со своим шатром, но тут его окликнула старшая жена Омрыквута, мать Кайпэ, и он заспешил на ее зов: нужно установить ей ярангу.

Повсюду, положив детей в сторонку, женщины сами устанавливали шатры.

Темнело. Снегопад прекратился.

Жена Кутыкая укрепила шатер, зажгла жирник, подвесила над ним котел, уложила детей; теперь их у нее трое, но старшего здесь нет, он в стаде.

Вскоре в спальное помещение вполз Кутыкай. Жена сняла с него торбаса и в ожидании, пока закипит котел, взялась за шитье зимней обуви: это заказ Гырголя.

Низко склонив к коленям голову, Кутыкай спал.

За пологом послышались шаги. В жилище вполз Ройс.

Он поздоровался первым, так как хозяйка молчала, хотя приветствовать гостя следовало ей.

Она отозвалась холодно, чуть слышно. Кутыкай не шелохнулся.

— Спит? — спросил Ройс, не зная куда ему поместить свое тело, так тесно было в этом жилище.

Жена Кутыкая зубами протягивала сквозь плотную кожу оленье сухожилие — нитку. Скоро Гырголь потребует заказы, а у нее не сшито еще пять пар теплой обуви.

Едва успел закипеть котел как где-то совсем близко простучали по мерзлой земле копыта оленьей упряжки. Жена растолкала Кутыкая. Он быстро обулся и побежал встречать хозяина.

Кейненеун и Кайпэ не стали ставить своих шатров: ведь утром стойбище двинется дальше. Они пошли в ярангу старшей жены — матери Кайпэ.

В шатре хозяина лежала покойница.

Все яранги были переполнены. Ройс едва нашел себе место.

Перед сном вышел на свежий воздух. «Вот они, сытно живущие оленеводы… — думал норвежец. — Им завидуют порой береговые жители. А какая ж тут сытость, какая жизнь?..»

Над землей властвовала ночь. При свете луны тундра казалась каким-то непостижимо большим чудовищем, пятнистое тело которого цепко обхватили ледяные щупальца ручьев; сжимая свою добычу, они потрескивали от напряжения…

В яранге Ляса слышались глухие звуки бубна.

Кейненеун не спала, она только прикрыла глаза. Сегодня умерла та, ради которой Омрыквут отлучил ее от себя. Что же теперь? Придет он к ней или опять возьмет молодую жену? Ведь ему нужен сын, наследник стада, а у Кейненеун детей нет. «Гырголь, однако, рад, — думала она, — что у тестя умер сын, умерла жена. Опять у Омрыквута нет другого наследника, кроме Гырголя. Но хозяин еще совсем не стар. Да, да, он приведет себе другую жену, и Кейненеун опять останется одна в своем шатре: ни хозяйка, ни жена…»

Кейненеун открыла глаза. Кайпэ с дочерью спали рядом, прижавшись друг к другу. Когда-то она завидовала Кайпэ, а теперь и Кайпэ так же жалка, как и сама Кейненеун. Правда, у нее дочь. Но уж нет на смуглых щеках Кайпэ румянца, осталась только татуировка.

Во оне Кайпэ хмурит лоб, лицо страдальчески искажается. Ей двадцать пять, но она сейчас выглядит так же, как Кейненеун. Но Кейненеун это не радует: ведь Кайпэ дочь Омрыквута, а не жена его.

В стойбище тихо. Утомленные дневным переходом, все спят. Заснула и Кейненеун. Только норвежец по звездам определяет, куда ему завтра идти: маршрут кочевников уйдет в сторону. Но вот и Ройс, вычертив на снегу большую стрелу, прикорнул у входа в шатер.

Глава 33 СЕРЬЕЗНАЯ ПОБЕДА

В бухте Строгой представителя власти появлялись только наездами. Начальник края не разрешил барону Клейсту перенести сюда центр из Славянска, а чиновники не часто утруждали себя посещением подопечных поселений. За последние годы уездная администрация заглядывала сюда всего несколько раз. Первым был сам барон, вторым — какой-то безымянный канцелярист, угрюмо заполнявший нулями графы статистической таблицы о числе на Чукотке ослов и буйволов, католиков и протестантов, кожевенных заводов и о количестве собранной ржи; третьим оказался наш старый знакомый колымский исправник, переведенный на службу в Славянск. Побывал здесь и отец Амвросий, искупающий свои грехи в самом отдаленном уезде «за неподобное священному сану поведение», как писал ему владыка.

Встречи с этими людьми не оставили в памяти Кочнева ярких воспоминаний.

Иван Лукьянович и Дина по-прежнему жили в своем маленьком доме. Недавно, уже второй раз, ссыльный побывал в Славянске. Ему удалось заручиться запиской местного купца к своему знакомому в уезде, чтобы тот «поспоспешествовал лекарю раздобыть разных мазей и прочая».