Поиски счастья

Но Кочак не выходил. В его пологе тревожно застонал бубен. Чукчи переглянулись. Как^гбы не нажить себе беды! Все же Кочак — шаман. Qp связан с духами…

Пугливо уэномцы стали расходиться от яранги шамана. Около Тымкара и Амвросия оставалось все меньше людей. Среди них были Тыкос и Энмина, Пеляйме, Сипкалюк, и, конечно, подростки, которых всегда одолевает любопытство.

Отец Амвросий, как медведь на цепи, ходил за своим поводырем.

— Что станешь делать с ним? — спросил Тымкара Пеляйме, указывая на миссионера.

— Он не виноват, однако, — заметила Энмина, — к тому же у него есть жена и дети.

Тымкар подумал, потом отпустил цепь, сказал:

— Уходи от нас, неразумный таньг.

Потрясенный случившимся, Амвросий тут же покинул Уэном.

Тымкар долго смотрел ему вслед.

— Дешевая плата, — он огорченно покачал головой, и все поняли, что действительно прогнанный Амвросий и посрамленный шаман — этого слишком мало за все страдания, которые перенес Тымкар.

— Прогнать надо, — сказал Тымкар про Кочака и огляделся вокруг.

Ему никто не ответил.

Кочак шаманил.

«Сколько лет искал я правду, — думал Тымкар, оставшись один, — теперь вижу, кто мешает чукчам жить». Ему еще раз вспомнились слова старика Емрытагина о том, что в жизни многое изменилось. «Видно, правду говорит таньг Ван-Лукьян, что счастье приходит тогда, когда бедные прогоняют богатых и лживых людей. Гырголь — убийца, он убил отца Элетегина, но его не прогоняет шаман из родного стойбища. Разве это правильно? Кочак объявил себя хозяином моржового лежбища. Но разве раньше так поступали шаманы? Таньги с полосками на плечах — обманщики. Американы — плохие людишки». И Тымкар постепенно укреплялся в мысли, что было бы очень хорошо прогнать всех этих плохих людей.

Но он не знал, как это сделать. Разве может он один прогнать всех? И ему вспоминались теперь слова Ван-Лукьяна, который говорил: «Вот все вы ищете счастья, но все — в одиночку. А вас грабят, обижают — шаманы, исправники, гырголи, омрыквуты, американцы, миссионеры. Надо вам объединиться».

«Но как это сделать?» — думал Тымкар. Вот он поймал Амвросия, сказал, что надо прогнать Кочака, а чукчи послушали-послушали и разошлись…

Но чукчи разошлись тоже в глубоком раздумье. «Как же так?..» — думали они. Никогда не предполагали уэномцы, что человек, а тем более шаман может сознательно лгать. Однако правда оказалась сильнее власти шамана над их умами. В этот день люди многое передумали и о многом переговорили. Почти в каждой яранге вспоминали правдивого таньга Ван-Лукьяна. Чукчи видели, что жизнь изменилась, что дальше жить, как жили прежде, невозможно.

Но они не знали, что же им делать.

Не знал этого и Тымкар. И сейчас ему захотелось снова встретиться с Ван-Лукьяном, все рассказать ему, спросить, как дальше жить чукчам. «Напрасно, однако, на острове не стал с ним говорить, — подумал Тымкар. — Видно, он не только правдивый человек, но у него доброе сердце».

Отпустив Амвросия и вернувшись домой, Тымкар не чувствовал удовлетворения. Вот он встретил рыжебородого таньга, теперь все знают, что Кочак и таньги-начальники — обманщики. Но разве этого достаточно? «Нет, дешевая плата!» — все чаще мысленно повторял Тымкар. Временами ему хотелось броситься на шамана, схватить его за горло и зарезать, как оленя. Однако он чувствовал, что и это будет все еще «дешевой платой». Но он также чувствовал, что больше не может жить по-старому, рядом с Кочаком, с чернобородым янки, с таньгами-обманщиками, с убийцей Гырголем. Ему хотелось что-то делать, как-то помочь себе и чукчам. Он чувствовал в себе новую силу, хотя и не знал, куда и как приложить ее.

— Почему у тебя печаль в глазах? — нежно спросила его Сипкалюк.

Тымкар не слышал ее слов. Он сидел и смотрел на пламя жирника, над которым закипал чайник. Крышка изредка приподнималась, как будто ее что-то выталкивало изнутри. Из носика вырывалась струя пара. Но вот крышка забилась, запрыгала, зазвенела, и стало слышно, как в чайнике бурлит кипящая вода.

— Тыкос, — окликнул сына Тымкар, — ты строй ярангу один. Учись. Пусть Пеляйме поможет тебе, а я пойду в бухту Строгую к Ван-Лукьяну.

Зная решительный характер мужа, Сипкалюк не стала его ни отговаривать, ни спрашивать о цели ухода.

— Я приготовлю тебе дорожный мешок, — сказала она и принялась за дело.

* * *

В бухте Строгой уже несколько месяцев было неспокойно.

В ночь, когда в Славянске свершился революционный переворот, руководители подпольной группы не арестовали бывшего правителя уезда барона Клейста, находившегося не у дел, и на следующий день он вместе с группой монархистов и белогвардейцев сбежал из Славянска.

Клейст понимал, что если ему удавалось находить общий язык с представителями временного и колчаковского правительств, то с большевиками это не удастся.

Вначале барон намеревался отсидеться у Берингова пролива до открытия навигации, чтобы затем перебраться в Америку. Но позднее, узнав об аресте ревкома, он решил связаться из бухты Строгой со своими заокеанскими друзьями и с их помощью удержать власть на Чукотке.