Поиски стиля

– Послушай… – Мальва некрасиво сморщила лоб. – Соня, я что, так вульгарно выгляжу? Почему этот тип с ходу делает мне двусмысленное предложение?

Вернулся Ахилл с тремя рюмками ликера.

– Ну, ладно, успокойся, – сказала Соня, – ты здесь ни при чем, поверь мне. Пусть это будет на его совести.

– А что, в чем дело? – спросил Ахилл.

– Этот тип сделал ей гнусное предложение.

– Который? Тот, что здесь стоял, с усами? Я сейчас пойду его догоню!

– Сиди! – воскликнула Соня, взяв его за руку. Но Ахилл не унимался.

– Негодяев надо учить! А то мы им слишком много прощаем.

Посидев еще несколько минут, Мальва засобиралась.

Прежде всего, она пустила воду в ванну – ей нестерпимо хотелось вымыться. В комнате она старалась ни на чем не задерживать взгляда: меньше всего она хотела знать, как живет Муратов. Она прошла к книжному стеллажу. На минуту при виде своих любимых, еще до конца не распознанных книг она испытала чувство горечи, но тут же с ним справилась. Отыскав то, что ей было нужно, она присела на стул. Мальву смущало то, что Гусев требовал от ее Офелии. Он хотел, чтобы в пятой сцене четвертого акта, в сцене с Королевой и Королем, она пела бы не «помер, леди, помер он», а что-то по-английски, на один из популярных мотивов «Роллинг стоунз». Она понимала и принимала замысел Гусева, но что-то ей мешало после слов Королевы перейти на шлягер. Гусев будет кричать: «Дура, подбери слюни!» Надо как-то убедительно ответить ему.

Она вспомнила, что идет вода, и побежала в ванную. Из портфеля она достала все, что ей было нужно, даже полотенце, разделась и легла в воду.

Выйдя через некоторое время из ванной, Мальва взглянула на будильник. До прихода Муратова оставалось еще больше часа, и она решила, что успеет хоть немного высушить волосы. Она снова погрузилась в книгу. Вдруг ей показалось, что кто-то на нее смотрит. Она вскинула голову. В дверях прихожей стоял Муратов.

– Слушай!.. Так и заикой недолго стать! – воскликнула она.

– Какого черта ты стоишь, уйди, я оденусь!

Он искривил губы в улыбке, глаза его помутнели. Мальва знала это его особое выражение – так он выглядел, когда бывал в чем-нибудь обделен. Он помедлил, но дверь все же прикрыл. Мальва торопливо натянула джинсы, кофту и стала причесываться.

– Знаешь, Мальва, – сказал он, открыв дверь, – у меня навязчивая идея.

– Гениальная? – откликнулась она – Ты извини, что я здесь расхозяйничалась. У нас плохо с водой. Мне уже надо бежать. Можешь входить, я одета.

– А согласно моей идее, – сказал Муратов, – этого как раз и не следовало делать.

Она задержала дыхание.

– Послушай, Муратов… Почему ты так со мной разговариваешь?

– А что, другим можно, а мне нельзя?

– Кому можно? Ты о чем? Поди, проветрись!.. – Мальву взорвало. – В конце концов, какое твое собачье дело? Я поступаю так, как хочу! И впредь буду так поступать! И ты мне никто! И не вздумай еще раз так со мной разговаривать!..

А он сидел уже на краю тахты в ненавистной для Мальвы позе: обхватив голову руками, раскачивался.

– На! – сказала она и бросила на стол ключ. – Я оставляю его! Я сразу возражала. Я дура, но ты тоже хороший дурак, что настаивал.

– Как ты посмела меня просить, как?.. – стонал он.

Он страдал неподдельно, и она его пожалела.

– Успокойся, Муратов, я больше не буду, – сказала Мальва и даже провела рукой по его волосам. – Ну, что за истерика… У тебя все есть, наконец: дом, работа, положение, успех… Ты вспомни, ведь ничего этого не было. И ты всего добился сам.

Он ухватился за ее руку.

– Тебя нет!..

– Ну, не надо, Муратов… отпусти! Будь мужчиной.

– Останься, шлюха!.. – простонал он.

Мальва вырвала руку. Ей стало дурно. Она схватила портфель и, на ходу засовывая в него мокрое полотенце, побежала.

«Боже мой, что делается! – думала Мальва, идя по улице. – Они все сегодня как будто взбесились…»