А не в том, чтобы оказаться навеки заточённым в остывших остатках «Вавилона»!
То, что со мной сделала Слаживающая — противоречит всем законам природы. Я ходячий абсурд, научный эксперимент, проведённый с благой целью — остановить касамни, абсолютно непригодных для Слаживания, но по ошибке Стерегущих запущенных в процесс.
Я — насмешка над биологией, физикой и всей прочей наукой. Может быть, лишь с точки зрения восточной философии я имею какой-то смысл.
Дао, вечное действие, средство и цель, отсутствие и наличие. Я Великий предел и Ничто, вещь в себе и высшая сила.
Что во мне скрыто, помимо невозможности умереть?
Чувство опасности ведь пришло не сразу.
Нет, на каком-то слабом интуитивном уровне оно было изначально. Но прошло несколько лет, прежде чем все мы стали ощущать присутствие врагов и недобрые замыслы с той ясностью и чёткостью, как сейчас.
Возможно ли такое, что во мне скрыто ещё больше?
Да куда уж больше, я ведь сейчас размышляю в глубине огненного озера…
И всё же…
Надо лишь следовать своему пути. Не сомневаться.
Я протянул руку.
Сделал шаг.
Вцепился.
Подтянулся.
И увидел свет.
Густая пылающая масса текла с меня, будто расплавленное стекло с ковша стекловара.
Я сделал несколько шагов, отходя от аккуратного круглого озера огня. Встряхнулся, будто выбирающийся из воды сенбернар. И медленно побрёл вперёд, ориентируясь по пятнам света и тьмы в сгорающих глазах.
Потом я услышал звуки, потом ощутил мерзкий запах собственной горелой плоти. Ускорил шаги. Несколько раз мои прожаренные ноги подламывались, я поднимался и снова шёл вперёд.
Я уже видел решётку оцепления, стоящих за ней людей в серебристых защитных костюмах.
Ко мне вернулась боль, я остыл настолько, что нервы успевали донести весь ужас моего состояния.
Ой, как хреново-то…
Я замычал, упал, покатался по горячей мостовой. Кто-то, видимо, с перепугу, направил на меня струю какого-то ледяного газа из огнетушителя. Углекислотой, что ли, тушат? Тоже мне, великая галактическая цивилизация…
Встав, я мелкими шажками побежал вперёд. Я уже не горел, я просто весь был сплошным ожогом. Никогда больше, блин, не пойду в баню!
Через решётку ограждения я перебрался самостоятельно. От меня ещё шёл пар, но я был нежно-розовый и даже волосы целы, только курчавились от жара. Десятка три обалдевших пожарных смотрели на меня, и даже сквозь забрала шлемов я видел, что они на грани истерики.
— Воды, блин, дайте! — рявкнул я. Из горла вылетело несколько комков огня, будто я косплеил дракона.
Пока мне тащили воду я постоял немного, всем телом ощущая, как организм окончательно восстанавливается.
Блин, как я выбрался-то? Ну не мог я идти в этом расплаве!
Мне дали воду, и я выхлебал бутылку. Вторую вылил себе на голову. Огляделся. Разумеется, помимо пожарных тут хватало зевак и журналистов. Моё голое тело со всеми признаками пола, как и мой путь из огня, сейчас на всех новостных экранах.
Ну, может, и ничего?
Всё-таки я более-менее известен. И тот факт, что меня пытались убить, несомненно, заставит и полицию, и Контроль напрячься.
Конечно, если это не работа самого Контроля.
Среди зевак я вдруг обнаружил панду. Та сидела на попе и за неимением бамбука меланхолично грызла какое-то инопланетное деревцо. Рядом стояла та самая милая рили со своими детишками. Несмотря на весь абсурд ситуации, она не забыла ладонью прикрыть глаза девочке.
Я ухмыльнулся, одной рукой заслонил хозяйство, а другой помахал рили.
Удивительное дело, она улыбнулась мне с явным женским интересом. Первый случай на моей памяти, чтобы женщина-рили глянула на человека как на мужчину! Мы всё-таки на их взгляд очень некрасивые.
Мне хотелось увидеть среди зевак спасшегося повара-китайца. Но я его не нашёл. Это, конечно, ещё ничего не значило. Надеюсь, он как-то спасся. Например, его вынес из огня феникс.
— Никита Самойлов?
Я посмотрел в суровое лицо полицейского-хро.
— Как догадались?
Полицейский протянул мне тонкое одеяло.
— Прикройтесь. Вы арестованы.
Я рассмеялся. Оглянулся на полыхающее озеро, где сгинула башня «Вавилона».
— Слушайте, Никита, я ведь на службе, — вздохнул хро. — Мне отдают приказы, я пытаюсь их выполнять.
Мне стало его жалко. Я замотался в одеяло. Сказал:
— Хорошо, хорошо. Наручники не будете надевать?
— Не буду, — с облегчением пообещал полицейский.
— А то ведь я просто отгрызу себе руки и…
— Да не буду! — с мольбой повторил хро.
Глава 5
Полицейский участок — он всегда и везде полицейский участок, а честность — лучшая политика, если соврать невозможно.
Мне дали штаны и рубашку, подозрительно напоминающие робу заключённого. Впрочем, у них даже в тюрьме разрешено сидеть в своей одежде. Ещё мне принесли большой кувшин воды со льдом, в воде плавали дольки лимона, стружка огурцов и листья мяты. Очень трогательно.
Я сидел и потихонечку пил воду.
Как таковая она мне не нужна, но приятна.