Пойте, неупокоенные, пойте

Машина мальчика вылетела с серпантина. Перелетела через ограждение, но застыла в воздухе. Красная с белой полосой посередине, делящей кузов пополам. Мальчик жмет кнопки на контроллере, но игра не реагирует.

– Вынь диск! – кричит женщина из-за стола.

– Нет!

– Начни сначала, – говорит женщина и снова наклоняется к Мисти.

Мальчик бросает контроллер в телевизор, он попадает в экран и со стуком падает на пол. Он наклоняется и начинает возиться с приставкой, нажимая на кнопки, но ничего не меняется.

– Не хочу потерять свое место! – кричит он.

Женщины его игнорируют.

Кайла спрыгивает с моих колен, наклоняется, поднимает с пола синий пластиковый мячик размером с два ее кулака и начинает с ним играть.

– Если вынешь диск, место не потеряешь. Все сохранится, – говорю я.

Я знаю это не потому, что у меня есть приставка, а потому что я играл с Майклом, когда тот жил с нами, и знаю, как они работают. Он забрал ее с собой, когда уехал. Мальчик меня игнорирует. Он издает звук – нечто среднее между скулящим криком и бульканьем горлом. Подходит к полке с приставками, не разворачивается и явно не хочет играть с Кайлой снова. Он не берет с пола очередной мяч, черный, или зеленый, или красный, и не катит его к нам. Он встает и бьет кулаком по экрану. Сначала он ударяет его правой рукой, потом левой, а затем снова правой, замахиваясь так, что его маленькие кулаки бьют по пластику настолько сильно, что тот почти трескается. Даже не почти – и впрямь трескается. Его кулак ударяет снова, и на машинах взрывается фейерверк, который никуда не пропадает, искрясь белым, желтым и красным. После не давшего результата удара левой рукой он опять бьет правой рукой, и на автомобиле возникает еще один всплеск фейерверка. И никуда не девается.

– Ты что там делаешь? – кричит женщина из кухни.

Она приподнялась со стула.

– Смотри мне, только тронь еще раз коробки! Мальчик снова бьет левой рукой. Ничего.

– Я кому сказала! – кричит женщина, уже полностью встав.

Мальчик наклоняется к полу, хватает бейсбольную биту и взмахивает ею. Раздается громкий хруст, звук бьющегося стекла и пластика, и на мгновение весь автомобиль становится одним ярким фейерверком, а затем телевизор гаснет, и на экране ничего нет, а перед ним стоят женщина и мальчик. Она проходит мимо Кайлы, которая убегает с дороги и запрыгивает мне на колени, хватая мою рубашку обеими руками, и загоняет мальчика в угол перед телевизором. Он поворачивается с битой в руках и бьет ее по левой ноге.

“ТВОЮ МАТЬ!” – полукашляет, полукричит она и выхватывает у него из рук биту. Она хватает мальчика за одну руку, держа биту в другой, и кричит:

– Ты что наделал?

С каждым словом – удар биты. С каждым ударом мальчик пытается убежать. Он визжит.

– Ты что наделал, а?!

На ногах мальчика остаются красные пятна в тех местах, куда она бьет битой. Он бегает вокруг женщины, словно лошадка на карусели, его лицо выражает боль: открытый рот, гримаса. Она бьет его столько раз, что крик смолкает, но рот все еще открыт. Я знаю, что он хочет сказать: Больно, пожалуйста, не надо боли, пожалуйста. Женщина бросает разом и биту, и руку мальчика. Бита падает, мальчик валится на пол кучей вслед за ней.

– Вот сейчас твой папа выйдет из сарая. Он тебя убьет.

Леони пересекает гостиную и забирает у меня Кайлу. Говорит, глядя на Мисти, которая все еще стоит в дверях кухни, удерживая занавеску.

– Нам правда пора в путь.

– Он скоро придет, – говорит, тяжело дыша, женщина.

– У вас тут есть туалет? – спрашиваю я.

– Не работает, – отвечает женщина.

Она вытирает с лица пот и отбрасывает с него длинные волосы.

– Мы пользуемся туалетом в сарае, но если тебе пописать, то лучше просто во дворе.

Когда я выхожу, мальчик уже успевает забиться обратно в кресло-качалку – свернулся калачиком и громко плачет. Кайла тянется ко мне, когда я открываю дверь, но Леони крепко держит ее и уходит с ней обратно на кухню, подальше от рыдающего мальчика и разбитого телевизора, как будто Кайлу следует от этого уберечь. Женщина уже на кухне – пьет газировку, качая головой.

– Это он уже со вторым так, – говорит она.

– Вот для этого и придумали противозачаточные, – говорит Мисти.

Женщина закашливается.