Пойте, неупокоенные, пойте

Перед тем как сесть в тюрьму, Майкл установил специальную нишу в днище моей машины. Поднял ее на домкрате, забрался под нее со своим сварочным инструментом, вырезал идеальный квадрат в полу автомобиля, затем вставил другой кусок металла с петлями, закрепил петли и сварил дно машины обратно. Две двери, – сказал он, а затем поцеловал меня дважды. Одна, чтобы держать, и другая, чтобы отпустить. Если мне это потребуется. К тому времени он уже вернулся с нефтяной вышки и провел дома шесть месяцев, нам пришлось вернуться и жить с мамой и папой. Мы израсходовали все деньги, которые он сэкономил, и те, что получил при увольнении. Он работал на буровой платформе “Дипуотер хорайзон” сварщиком. После взрыва вернулся домой с выходным пособием и кошмарами. В то время я уговорила его купить большую кровать для нашей новой квартиры, чтобы, как бы мы ни вертелись, спать рядом. Поэтому каждый раз, когда он пинался во сне, дергался или что-то мычал, поднимая руки и отталкиваясь от чего-то, я просыпалась. Дни после аварии я провела с Джоджо дома, смотрела по CNN, как нефть выливается в океан, и ощущая вину за то, что мне хотелось видеть вовсе не это, за то, что мне было насрать на этих чертовых пеликанов, за то, что я хотела видеть только лицо Майкла, его плечи, его пальцы, за то, что меня не волновало ничего, кроме него. Он позвонил мне вскоре после новостного выпуска, сказал, что он в безопасности, но его голос казался слабым, испорченным помехами, нереальным. Я знал тех людей – всех одиннадцать. Жил с ними, – сказал он. Когда он вернулся домой, я была счастлива. А он – нет.

И что нам теперь делать? – спросил он, съев две ложки каши и оставив остальное стынуть на тарелке. Что-нибудь придумаем, – сказала я. Когда он начал худеть, я сперва подумала, что это все из-за кошмаров. Когда его скулы начали выступать на лице, как скалы из-под воды, я решила, что это из-за стресса насчет денег. Когда его позвоночник поднялся и на его спине выступил под кожей ряд костяшек, я думала, что это из-за его горя и того, что он не мог найти другую работу сварщиком нигде в Миссисипи, или Алабаме, или Флориде, или Луизиане, или в Мексиканском заливе. Но позже я узнала правду. Узнала, что он все придумал и решил без меня.

– Не надо так нервничать, – говорит Мисти.

– Я не нервничаю.

– Я уже не первый раз так делаю.

– Знаю.

– Я про то, что мы проворачивали это с Бишопом.

Мисти пьет один из холодных напитков, захваченных у ее подруги. Женщину звали Карлотта, а ее мужа – того, кто варил и дал нам сумку, Фред.

– В первый раз это было, когда я навещала Сонни, моего бывшего.

– Так ты и познакомилась с ними?

– Ну да. В первый раз я боялась до смерти. Вот как ты сейчас. Но после этого каждый раз становилось все проще.

Я глянула в зеркало заднего вида. Микаэла засовывает синий мяч в рот и неразборчиво ворчит на своего брата, который пытается уговорить ее выплюнуть мячик; его лицо очень близко к ее, а голос тихий и серьезный: Не надо класть это в рот, Кайла; он грязный и был на полу. Микаэла улыбается, выплевывает мяч в его руку, начинает хлопать в ладоши и приговаривать: Грязный, он грязный. Джоджо выглядит так, будто уделяет все внимание Микаэле, но я знаю, что это не так. Что-то в том, как он наклоняется и как он снова повторяет Микаэле: Да, пол грязный, дает мне понять, что он внимательно слушает, о чем мы говорим, даже если сам старается не подавать виду. Мы с Мисти уже договорились, когда я взяла посылку: мы не будем называть ее содержимое напрямую, не будем использовать никаких слов, которые намекали бы на то, что именно находится в пакете, который мы тайком перевозим на север: метамфетамин, кристаллы, дурь. Что будем обходить эту тему, избегать, как плохого клиента в баре, который уже слишком пьян, чтобы наливать ему еще, от которого воняет алкоголем и дизелем и который ведет себя неадекватно, хватает мою руку, когда я прохожу мимо, и несет какую-то хрень, типа: Еще одну, сладкая черная сученька. А на случай, если все же придется про это говорить, мы выберем самое неловкое кодовое название, чтобы Джоджо потерял к происходящему всякий интерес.

– Если нас остановят и найдут эти проклятые тампоны, Мисти, я тебя убью.

Я думаю, это заставит Джоджо перестать слушать нас. И неважно, что в сказанном, получается, вообще нет никакого смысла. Он мальчик, и менструации принадлежат к числу таких подробностей о человеческом организме, которые он больше всего любит игнорировать: почечные камни, прыщи, нарывы. Рак.

– Джоджо, мне нужен атлас.