Пойти в политику и вернуться

Приземлились в Баку, оттуда отправились в Сумгаит. К моменту нашего прибытия погромы уже закончились. Но первое впечатление от города было настоящим шоком. Что мы тогда знали о массовых беспорядках? Ну ожидали увидеть драки, разбитые витрины, разгоряченных людей, а увидели трупы и кровь на асфальте. Растерзанные люди лежали прямо во дворах – родственникам не давали возможности их забрать и похоронить. В наши дни, в нашей стране… Невозможно было поверить. Убивали не врагов на поле боя, а соседей, с которыми еще вчера ели шашлык и пили коньяк. Да еще и с невероятной жестокостью – неважно, кто попадает под руку – женщина или ребенок. У меня в голове не укладывалось, как мог произойти такой переворот в сознании. Даже если представить, что твоих соотечественников кто-то обидел в Армении, причем тут вот эти, конкретные, люди, твои соседи и еще вчера друзья? Национальность не может быть составом преступления. Оказывается, что для кого-то может. Для меня это было тяжелым открытием.

Армяне составляли меньшинство, так что силы были неравными. По официальным данным, погибли 27 армян и 8 азербайджанцев. Но тогда всем казалось, что намного больше. Скорее всего, от испытанного потрясения. Местные милиционеры, да и просто люди приносили нам фотографии убитых и раненых – это был просто ужас. Вырезали целые семьи, зверствовали… Я в те дни выслушал десятки историй, от которых волосы становились дыбом, но деталей память не сохранила. Наверное, потому, что психика отказывалась это воспринимать. Все увиденное и услышанное – как одно кровавое пятно.

Власть была абсолютно деморализована. Местные начальники, а среди них были и армяне, и азербайджанцы, не нашли в себе силы оказаться «над схваткой», по факту, втянулись в противостояние – кто-то прохлопал разрастание конфликта, кто-то сознательно попустительствовал своим. Принадлежность к одной или другой национальности оказалась важнее служебного долга. Именно поэтому в Сумгаит, а потом и в другие зоны межнациональных конфликтов отправляли в основном русских, которые в этих конфликтах были нейтральной стороной. Это было оправданно.

Основное, чем мы занимались, – патрулировали улицы. И я, и мои курсанты впервые в жизни выходили на дежурство с боевым оружием. В Ленинграде мы обычно ходили в патруль во время праздников, но из оружия у нас были только штык-ножи. Да и ими пользоваться не приходилось. Дежурства проходили абсолютно мирно, вообще без происшествий. А тут обстановка, приближенная к боевой. Кроме патрулирования, в наши задачи входила охрана мест, где укрывались армяне, – в свои квартиры и дома возвращаться они боялись. Жили в клубах, в школьных спортзалах. Офицеры еще и вели прием местного населения. Приходили в основном мужчины-армяне – просили помочь похоронить близких, уехать из города. Женщины обращались с просьбами реже – только если мужья погибли.

Под моим началом были курсанты 3-го и 4-го курсов. Младшие курсы в горячие точки не брали. И правильно – тут и люди постарше психологически справлялись с трудом. Но должен сказать, что курсанты испытание выдержали. Вели себя совершенно по-взрослому. У нас не было ни одного происшествия, ни один не сорвал задание, не ныл, не жаловался на условия, даже не напился. Я как командир их чувствовал и понимал. Мы же хорошо знали друг друга по учебе и давно нашли общий язык. Хотя никакого панибратства в наших отношениях не было – все по уставу.

Я потом размышлял, почему в Сумгаит, а позже и в другие горячие точки направляли курсантов и слушателей политического училища МВД? Вроде бы разбираться с беспорядками в стране должны подразделения внутренних войск. Но эта ситуация была особой. Там не с автоматом надо было бегать, а прежде всего разговаривать с людьми – выслушивать, успокаивать, снимать стресс. Курсанты и слушатели политического училища для такой работы были, конечно, лучше подготовлены, чем срочники. Ну а офицеры с их преподавательским опытом вообще в этой ситуации оказались незаменимы. Общий уровень образования, профессиональные педагогические навыки – все это облегчало контакты с местным населением.

Мы пробыли в Сумгаите около трех недель. Новой волны погромов удалось избежать. Это было очень непросто. И хотя в прямых столкновениях мы не участвовали, и оружие никто из нас в Сумгаите ни разу не применил, ощущение пороховой бочки не покидало ни на минуту. Когда есть убитые и раненые с обеих сторон, не только исторические счеты, но и месть постоянно подогревает конфликт. Когда улетали, мне уже было ясно: это не последняя командировка в зону межнационального конфликта. Этого или другого. Так и оказалось.