Армейские части были укомплектованы в значительной мере резервистами. Горбачёв – не знаю, по чьему совету – принял решение об их внеочередном призыве. Собрали по всей стране взрослых мужиков, которые когда-то отслужили срочную, кое-как обучили за три месяца – и вперед. Мы их называли «партизанами» – лохматые, полупьяные, раздраженные тем, что их оторвали от работы и дома. Никакой пользы от них не было – одни проблемы. Бывало, открывали стрельбу просто по окнам. В результате гибли мирные люди, что вызывало только новую волну возмущений. Войска вошли в ночь на 20 января. Тогда же в Баку было объявлено чрезвычайное положение.
В общем, тяжелые были командировки. Хорошо, что жена относилась к этому с пониманием. Все-таки дочь офицера. Она, кстати, в Фергане родилась, ее отец служил там в летном училище. Конечно, я ее берег и никаких подробностей не рассказывал. Зачем? У военных вообще как-то не принято обсуждать службу дома. «Все нормально?» – «Все нормально». Этого достаточно. Даже сын привык не задавать лишних вопросов. Иногда я звонил домой. Но не часто, мобильных же еще не было. А однажды отправил Тамаре из Баку огромный букет бордовых гвоздик – они там были потрясающие. Выращивали их в поселке Маштаги, который входил в мой Ленинский район. У нее день рождения 25 января, в Ленинграде обычно цветов было не найти, дефицит. А тут кто-то из моих ребят возвращался домой и согласился передать цветы.
Вернулся я в Ленинград в конце января. За почти два года, которые я провел в горячих точках, многое пришлось переосмыслить. Теперь я понимал, что страна действительно находится на грани распада. Власть не может или не хочет решать накопившиеся проблемы. Экономические и социальные трудности стали детонатором межнациональных конфликтов. Когда в стране все плохо, начинаются поиски виноватых, и они в этой ситуации легко находятся, а скорее – назначаются. Люди другой национальности, другой веры, просто – другие. Существовали ли те политические силы, которые сознательно играли на обострение? Определенного ответа на этот вопрос я не находил, но было ощущение, что далеко не все происходит стихийно. И главное чувство – у действующей власти нет воли противостоять разрушительным процессам.
Чтобы было понятно мое настроение, приведу короткий отрывок из моего выступления на предвыборном митинге зимой 1990 года. Он вошел в фильм «Огонь на себя», поэтому цитирую дословно. «Фергана, Нагорный Карабах, Тбилиси, Сухуми… Беснующиеся толпы доведенных до истерики людей, разграбленные дома – все это я и мои товарищи пережили на пятом году перестройки. У меня всегда остается один и тот же вопрос: кому и зачем это нужно? Это нужно людям, которым жалко потерять наворованные миллионы. Это нужно людям, которые в угоду своим маниакальным политическим амбициям рвутся к власти». Для понимания: это говорил не оппозиционер, а подполковник, член КПСС, преподаватель военного училища. Потом это мое выступление показали по ленинградскому телевидению, потом по всем каналам центрального. Такое это было время.
Победил тот, кто победил
13 марта 1988 года в органе ЦК КПСС газете «Советская Россия», «Совраске», как все ее тогда называли, появилась статья Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами». Уже позже я узнал, что автором публикации был муж Андреевой, профессор Клушин, преподававший марксизм-ленинизм в Технологическом институте. Но это в принципе не важно. Важна изложенная в статье позиция. Если говорить коротко – это было сталинистское, антигорбачёвское выступление, которое сразу вызвало шумное одобрение противников перестройки. Многие восприняли ее как знак: Горбачёв готов сменить курс.
Меня всё написанное Андреевой просто возмутило. Мы по горячим следам обменялись мнениями на нашей кафедре. Резко против выступил только я, все остальные – осторожненько-осторожненько. Говорю: «Вы с ума сошли? Не видите, что происходит?» Ну и написал свой ответ Нине Андреевой. С историческими примерами и довольно жесткими оценками. Текст отправил в газету «Ленинградский рабочий» – неожиданно для меня его опубликовали буквально через день. А официальной реакции на статью Андреевой не было довольно долго. По инициативе Горбачёва ее обсудили на заседании политбюро только через 10 дней, а резкий ответ ближайшего соратника Горбачёва Александра Николаевича Яковлева появился в «Правде» 5 апреля. То есть пауза длилась почти месяц. И в это время по всей стране шли партсобрания с одобрением позиции Нины Андреевой.