Пойти в политику и вернуться

Прежде всего, на первой же встрече с будущими сослуживцами заявил, что ничего ломать не намерен. Было ясно, что на слово не поверят, поэтому назначил замов из числа сотрудников управления – Александра Григорьева, Эдуарда Ермолаева, Бориса Вязового, Александра Короткова. Формально назначение шло через центральный аппарат, но представление на должности делал, конечно, я. Никого из Москвы с собой не привез. В управлении работал знакомый мне по выборам Виктор Черкесов, который, напомню, возглавлял выборный штаб моего соперника Анатолия Куркова. Так что он, конечно, напрягся, когда меня назначили. Я его сразу вызвал и сказал, что счеты сводить не намерен – наша борьба была честной. У нас быстро сложились хорошие отношения, и впоследствии он занял мое место, хотя в управлении к нему почему-то относились неоднозначно.

Сделал я и еще один рискованный, с точки зрения многих, кадровый ход. Назначил своим советником самого Куркова, того самого, который был моим соперником на выборах. Он мне, особенно на первых порах, очень помог. Я ему прямо сказал: «Мне нужна ваша поддержка, Анатолий Алексеевич. Вы же понимаете, как меня здесь приняли. Введите в курс дела. Я не прошу передать свою агентуру, это ваше дело, но поддержите, чем можете». Сам факт возвращения Куркова на службу был воспринят в управлении очень хорошо. К тому же он мне многое рассказал – и про то, как работало управление при нем, и про людей, и про проблемы в городе. Курков был честный и сильный человек. Руководить управлением КГБ стал уже в горбачёвские времена, поэтому ни в каком политическом сыске не участвовал. После событий 91-го оказался не в лучшем материальном положении – всех льгот лишили, с госдачи выгнали. Да что там была за дача – маленький домишко и такой же участок в Сестрорецке. Я сразу попросил Собчака разрешить ему этот домик приватизировать. Собчак не стал возражать.

К первой коллегии я готовился очень тщательно. Всю ночь писал доклад – от руки, никаких компьютеров еще не было, а печатать на машинке я не умел. Постарался найти человеческие слова, чтобы объяснить, как собираюсь выстроить работу. Говорил, конечно, не по бумажке – написанный текст нужен был для того, чтобы продумать весь ход разговора. Сказал примерно следующее: «Я пришел не уничтожать вас, нам нужна сильная служба. Давайте смотреть, что творится в стране – развал полный, сейчас все всё потащат в разные стороны, начнется воровство, попробуем это остановить».

Я не заигрывал со своими новыми подчиненными, отношения были рабочими, все, что я позволил себе неформально, – это субботний поход в бассейн с замами. Бассейн был неподалеку, в 7-й школе КГБ, где при советской власти готовили так называемых топтунов. После бассейна пили чай – обсуждали текущие дела. Практически не выпивали – ритм жизни был такой, что алкоголь в горло не лез.

Надо сказать, что со мной работали многие из тех, кто потом занял высокие должности, – Николай Патрушев, Сергей Нарышкин, Александр Бортников, Евгений Муров, Виктор Черкесов, Александр Григорьев, Сергей Смирнов… Не стану врать, что уже тогда по достоинству оценил их потенциал. Но вот Николая Платоновича Патрушева как-то сразу заметил – назначил начальником департамента экономической безопасности. Позже, когда возглавил ФСБ, пригласил его на должность руководителя службы собственной безопасности. И не пожалел.

Как мне кажется, переломным в моих отношениях с ленинградскими чекистами стал конец 91-го. Тут сошлось многое.

20 декабря в СССР всегда праздновали День чекиста. Понимая, что происходит в стране, мои сослуживцы сделали вид, что забыли о своем профессиональном празднике. А я подумал: традиция есть традиция, зачем ее ломать? Говорю: «Чего мнетесь? Давайте отмечать, как положено». Собрал всех служивших когда-то в ленинградском управлении, в том числе тех, кто был уволен или сам уволился, позвал начальника управления с 18-летним стажем генерал-полковника Даниила Павловича Носырева, других генералов в отставке…

А через полтора месяца Носырев умер. Я позвонил министру, им к тому времени стал Виктор Баранников: «Умер Носырев, надо похоронить достойно». Он – мне: «Ну, вы там поаккуратнее, Носырев все-таки атавизм…» Думаю, кому атавизм, а кому – целая эпоха. Звоню Собчаку, он сразу со мной согласился: «Давайте похороним по-человечески». И похоронили. Анатолий Александрович сам выступил на похоронах. Я пригласил бывших секретарей обкома партии, все приехали – Гидаспов, Соловьёв, Толстиков, даже Романов. Было огромное количество людей, город пришлось перекрывать.

…А тогда, в День чекиста, Носырев пришел в управление в парадном мундире. Обнял меня и сказал: «Сынок, мы тут знаем, ты не из трусливых…». Выпили, пакеты с продуктами я всем вручил, потому что уже есть в Ленинграде было нечего. Все как-то немного выдохнули, решив, что никто никого разгонять не собирается.

* * *