Пойти в политику и вернуться

Чуть позже, давая интервью НТВ, я сказал: «Даю слово офицера, что Геннадий Шпигун будет освобожден». Мне потом не раз припоминали эту фразу. Как будто я мог ее забыть. Но да, слова не сдержал.

9 марта Примаков провел совещание с силовиками. Накануне из Грозного в Москву вылетел последний самолет с представителями федеральных властей. Одновременно было прекращено авиационное и железнодорожное сообщение, ужесточен пропускной режим на автодорогах.

Мы проделали огромную работу, чтобы найти нашего товарища. К работе были привлечены сотни людей, в том числе чеченские бизнесмены и общественные деятели. В результате сложнейших переговоров и оперативной работы была достигнута договоренность, что 12 июня, в День России, Шпигун будет у меня в кабинете. Я уже был премьер-министром, и пресса настойчиво обсуждала мои президентские перспективы. Думаю, именно поэтому все и сорвалось. Кому-то очень не хотелось, чтобы мои позиции укрепились. В результате операция была сорвана. Шпигуна просто-напросто перекупили. Кто? Могу только предполагать, потому что прямых доказательств у меня не было и нет. Но были надежные свидетельства того, что в ситуацию вмешался Березовский. У него были свои политические планы, и я в них не вписывался.

Тело Геннадия нашли только в 2000 году. Тогда писали, что он якобы бежал из плена и замерз в лесу, но на самом деле его убили, а тело выкинули в лес. Я до сих пор наверняка не знаю, что именно стояло за этим похищением – месть, желание заработать или что-то другое. Похищение Шпигуна на сто процентов было невыгодно Масхадову, это был удар по нему и всей его политической линии. После 12 июня мы встретились с ним в Магасе, я не выбирал выражений: «Сволочь, ты же мне обещал вытащить Шпигуна!» Было видно, что для него это тоже было ударом.

Масхадов явно переставал контролировать ситуацию в Чечне, Басаев вел свою игру, полевые командиры – свою. «Первым звонком» стало назначение Басаева премьер-министром. История со Шпигуном не оставляла никаких иллюзий: Масхадов оказался слабым президентом, полагаться на него было нельзя. Оставалось только сожалеть, что я долгое время считал его сильным лидером. И даже в должности министра внутренних дел помогал ему формировать чеченскую милицию, организовал набор чеченцев в Высшую школу МВД. Простить гибель Шпигуна я Масхадову не смог до конца. Для меня это было и остается очень тяжелой потерей.

* * *

Весной 99-го я поехал в командировку в Швейцарию. Встречался в том числе с Карлой Дель Понте. По горячим следам разговаривал с ней о деле Скуратова. С его подачи в прессе появилась информация о том, что у Ельцина якобы были огромные счета в швейцарских банках и карточки этих банков, которыми пользовалась его семья. Скуратов ссылался на сведения швейцарской прокуратуры. Шума тогда было много – правда, с доказательствами оказалось хуже. Я прямо спросил Дель Понте: «Есть у вас доказательства? Давайте. Готов прямо сейчас выйти с вами к прессе». И что? Ничего… Предъявить оказалось нечего.

Собственно, я в этом и не сомневался. Ельцин был не такой человек. Тогда вообще большинство находящихся во власти людей были идейно мотивированными, как бы пафосно это ни звучало. Ну какое там личное обогащение или тяга к роскоши? Квартиры у всех были довольно скромные, жили на госдачах, где тоже никаких особых излишеств не было. Да и не обращали на это внимания – работали с утра до глубокой ночи.

Вот у меня Тамара хорошо зарабатывала в банке, только поэтому мы смогли построить свою дачу. Там и жили. На служебную переехали тогда, когда жена затеяла ремонт. Это было как раз во время моей работы в МВД. Переселились на бывшую дачу Щёлокова в Серебряном Бору. Все там было по-казенному, ничего с советских времен не изменилось. Даже люди те же работали. Пару месяцев там прожили. Место хорошее, рядом пляж. Правда, потом выяснилось, что его облюбовали нудисты. Какая-то газета даже обвинила меня в том, что я их разогнал. Вранье, конечно. Когда мне объяснили, что к чему, просто перестал туда ходить.