Поющая для дракона. Между двух огней

Должна ли я ему звонить? И что скажу, даже если… даже если что?

Так, все, хватит. Решила – значит, звоню.

Скользнула пальцем по дисплею, поднесла телефон к уху. Мягкий снег поглощал даже звуки шагов, а вот гудки казались оглушающе громкими, только они и перекрывали стук сердца в ушах.

Гудок – удар – вдох.

Выдох. Тишина, звенящая в ушах, и беззвучно кружащийся снег.

Гудок – удар – вдох.

Выдох. Я вдруг поняла, что за все время нашего общения сама набирала его от силы несколько раз. В основном Рэйнар звонил сам.

Гудок – удар – вдох.

Щелчок.

– Привет.

Сложнее всего сказать первое слово, ну вот… я это сделала. Точнее, выдохнула быстро-быстро.

– Здравствуй, Леона.

От голоса – сильного, такого знакомого – все внутри перевернулось. Казалось, я не слышала его вечность, хотя на самом деле четыре дня. Четыре долгих дня. Все слова разом вылетели из головы, а может, и не было их там особо.

– Спасибо, – произнесла я. – За Танни. То есть…

– Не стоит. Я сделал то, что был должен.

– Не должен, – покачала головой, а потом неожиданно произнесла: – Рэйнар, что между нами происходит?

– А между нами что-то происходит, Леона? – донеслось из трубки. Холодное настолько, что даже снежинки на щеках казались теплыми по сравнению с его голосом. – Ты хотела свободы, ты ее получила. На этом все.

Снег продолжал падать, хотя мне показалось, что он замер.

– Все? – уточнила я.

Просто не знала, что еще спросить или сказать.

– Все. Ты хотела еще о чем-то поговорить?

Хотела.

О поединке, хотя и не представляла как.

– Нет.

– В таком случае доброй ночи.

Снег пошел снова. А я посмотрела на погасший дисплей и сунула телефон в карман.

Марр подлетел ко мне с разбега, взметнул фонтанчики снега, шмякнул лапу на ногу, а я посмотрела сквозь деревья. Туда, где над черной гладью залива метель растянула бьющееся на ветру кружево. В сгущающейся белой пелене огонь Лаувайс полыхал все сильнее.

Четыре дня.

Четыре похожих на вечность дня назад мы расстались на побережье в Зингсприде.

Расстались.

Дикое, страшное слово.

Хейд был прав, музыка не прощает равнодушия. Так же как горящий внутри меня огонь. И я обязательно буду гореть, буду несмотря ни на что. Когда пойму, что это больше не сведет меня с ума.

А пока Люси будет гореть за двоих.

Глава 8

– А самое паршивое, – заявила я, глядя на коленки Лэм, – что я до сих пор думаю об этом поединке.

Если долго лежать, запрокинув голову, перед глазами начинают плавать звездочки, а комната кажется перевернутой. Не только комната, подруга и Марр торчали рядом с моей кроватью вверх ногами. Ладно, вверх ногами была Лэм, а Марр был вверх спиной, примагниченный к полу.

– Можешь думать о нем сколько угодно. Дай только крем заберу.

– Нет!

Я сцапала пластиковое ведро с замороженным кремом (где осталось чуть меньше половины) и прижала к груди.

– Горло застудишь, – свирепо сказала Лэм.

– Нечестный прием, – вздохнула и отставила крем на пол, из-за чего Марр тут же вскинул голову. Не успел, подруга подхватила ведро и щелкнула крышкой раньше, чем виар опомнился.

– С тобой честные не работают. Последние несколько часов я думаю о том, что распорядительницей на моей свадьбе будет унылое одноклеточное.

– Многоклеточное, – поправила я. – Кстати, по поводу свадьбы. Разрешение на проведение церемонии получено. Ресторан подтвердил бронь, осталось оплатить полностью, и он ваш. Отель тоже забронирован, список гостей переслала в агентство с твоими комментариями. Схему, кто и с кем будет сидеть, они сделают в течение недели. А, вот еще. Программа тоже скоро будет готова, с ведущим встречаемся в следующие выходные. Доверишь мне, или вы с Дрэйком хотите сами с ним пообщаться?

Лэм покачала головой:

– Не переводи тему. Ни один правящий этого не стоит.

– Стоит, – сказала я.

Именно этот стоит.

– Лапонька, это ненормально.

– Что именно?

– Ты не можешь весь день провести в спальне, лежа в пижаме с голубыми дракончиками.

– Не весь. Сейчас еще только пять вечера, и вообще у меня сегодня выходной. Что хочу, то и не делаю.

– Я заметила. – Лэм присела на кровать, из-за чего ее коленки оказались прямо на уровне моего лица.

Если голову повернуть, но голова была тяжелая. Мне вообще гораздо больше нравилось смотреть в потолок, так слезы не вытекали. С вечера среды они были на низком старте, грозя обрушиться ливнем в самый неподходящий момент. Например, когда Люси светится от счастья. Ну ладно, дело не в слезах. На самом деле мне просто хотелось лежать на кровати, ничего не делать и смотреть в потолок. Еще замороженного крема, и чтобы меня не трогали.

В конце недели юрист Аррингсхана прислал мне договор, но я в него так и не заглянула, просто не могла себя заставить. День проходил на сцене, где я выкладывалась, чтобы вечером просто рухнуть в постель, а если не спалось, учила партию Люси. Окна в спальне запечатала жалюзи, а к визору вообще не приближалась. К счастью, шумиха по поводу Зингсприда немного поутихла, поэтому количество писем и звонков медленно, но верно стремилось к нулю.

– Леона!