От прикосновений плавилась кожа. Сбивающееся дыхание рвалось из груди, когда пальцы скользили по губам, по шее, лаская впадинку между ключиц. Я дышала этой близостью, я ей жила – даже не представляя, как можно быть столь жестоким и нежным одновременно. Полыхающие алым глаза, распахнутые в самое сердце, браслеты пальцев на запястьях. Сотканная из противоречий чувственность, когда он в меня входил, и я раскрывалась ему навстречу хрипло, на выдохе, выгибаясь от сумасшедшего желания и невозможности коснуться. Только кончиками пальцев рук в его стальном захвате. Только губами губ, когда он позволял.
– Моя. – Горячее дыхание обжигает кожу, а низкий, вибрирующий звериным желанием голос рождает дикое, отчаянное желание подчиниться.
Движения внутри, от которых все сжимается сладко-сладко, сбивающееся дыхание и взметнувшиеся высоко над нами сливающиеся огни. Ласкающие друг друга, вплетающиеся горящими контурами, прорастающие один в другой. Кажется, я сейчас умру от наполненности, от этой глубины, от резких сильных ударов во мне, от прикосновений горячих губ к груди. Кажется, или я уже умерла, потому что не может быть так неправильно, так бессовестно, так отчаянно хорошо.
Очередное движение – глубокое, сильное – и мир рушится, собираясь заново из сорванного с губ стона. Его рычания и мощной пульсации внутри. Дрожащих на ресницах слез и имени, которое я готова кричать, стонать, повторять снова и снова:
– Рэйнар!.. – И обрывать на полувздохе, когда жесткие губы скользят по моим.
Ловить его выдохи снова и снова, признавая самую очевидную в мире истину.
– Моя Леона. Моя…
Океан накатывал волнами и отступал, оставляя на песке прозрачный кружевной шлейф. Я слушала отзывающийся в самом сердце гул, не понимая, почему он так стремительно отдаляется. И почему касающиеся моих губы горчат от…
Сигаретного дыма?
Широко распахнула глаза и дернулась назад, увидев прямо перед собой физиономию Гроу. И ладно бы только физиономию, к ней прилагались плечи, расчерченная татуировкой грудь, накачанные руки, пресс и прочая комплектация постановщика.
– Доброе утро, – хрипло произнес он и облизнул губы. – Ты так сладко стонала.
Утро?
Доброе?
Я подскочила на постели и теперь моргала, глядя на него, пытаясь прийти в себя. Во мне кончился воздух, слова и все прочее, что положено адекватной женщине. Ключевое слово «адекватной», хотя ко мне это явно не относится. Инстинктивно потянула на себя простыню, заворачиваясь в нее до подбородка. Судорожно пыталась вспомнить, что произошло, но помнила только потолки. И губы Гроу на моей шее, когда он… стягивал с меня джинсы.
Я заглянула под простыню, белья на мне тоже не было.
– Какого?..
– Чтобы ничего не натерло, – заявил он, приподнявшись на локте, от чего мышцы прокатились под смуглой кожей, – во сне.
– Мы? – выдохнула я. – Спали? Вместе?
– В моем доме это единственная кровать. Чему ты так удивляешься?
Выдав весь словарный запас девочки из низов, я рухнула на подушки и уставилась в потолок. Мне отчаянно хотелось сдохнуть.
– Завтракать будешь?
– Меня тошнит, – мрачно заявила я.
В надежде, что он отстанет, потому что сейчас я была близка к тому, чтобы закатить самую настоящую истерику. Вопрос только – кому, не себе же самой. За волосы меня сюда никто не тащил. Наверное, это вообще ненормально: желание побиться головой о стену. Ненормально же? Нет, ненормально просыпаться в одной постели с Гроу.
– Если не стошнило до сих пор, уже не стошнит.
Я бы в этом не была настолько уверена, мутило меня знатно. Голова, кстати, не болела, видимо, тоньяс был хороший.
– Со знанием дела говоришь?
– Да. В отличие от тебя.
Он не шевелился, а вот от его присутствия волоски на коже шевелились. Поймала себя на мысли, что мне даже отодвинуться не хочется. Можно подумать, он знает, что я не пила раньше… никогда не пила до вчерашнего вечера так, чтобы…
– Ладэ, между нами ничего не было. Я не трахаюсь с женщинами, если те не в состоянии отличить плюшевого дракона от настоящего. К тому же ты почти сразу отключилась.
Не было?
То есть то, что мы вместе заснули – ничего не значит?
– Ты не могла бы радоваться не так откровенно?
– С чего ты взял, что меня это вообще волнует?
– Если бы не волновало, ты бы не лежала минуту назад с видом, что жизнь кончена.
– Ты знаешь, как выглядит женщина, для которой кончена жизнь?
– Представляю. – Гроу подвинулся ко мне, простыни под нами натянулись. – По сути, такая женщина ничем не отличается от мужчины в этом состоянии, а в зеркало я в свое время насмотрелся до тошноты. Меня волнует всего один вопрос: где, на хрен, была твоя так называемая пара, когда ты напивалась до потери пульса?
Вот теперь меня подбросило на постели.
– Не твое дело! – прорычала я, отшвырнула простыню и вскочила.
В конце концов, что мне там прикрывать. Джинсы и кофточка валялись на кресле вместе с бельем, туда и шагнула.