— Прославиться? Вы имеете в виду, что человек, который откроет это место, прославится?
— Я уже это сказал.
-: Нет. Вы сказали, что он войдет в историю.
— Правда. Истинная правда, — сказал Грант. — Эти понятия уже не синонимы. Да, он прославится. Гробница Тутанхамона будет уже ничто.
— И вы считаете, что Билл пошел к этому типу, к этому Ллойду?
— Если не к нему, то к какому-то другому специалисту в этой области. Он хотел говорить с кем-то таким, кто бы воспринял серьезно то, что он был должен сказать, кто бы его не высмеял. Он хотел встретиться с тем, кто был бы лично заинтересован в его сведениях. В такой ситуации он должен был сделать именно то, что сделал я. Пойти в музей, в библиотеку или, может быть, даже в отдел информации в каком-нибудь из больших универмагов и узнать, кто является самым известным английским исследователем Аравии. Вероятно, ему дали из чего выбирать, ибо библиотекари и хранители музеев — это педанты, а отделы информации могут нарваться на процесс о компрометации имени. Однако Ллойд выше других на целую голову, поскольку он столь же хороший писатель, как и ученый. Короче говоря, он наиболее популярен. Ну, и, почти наверняка, Билл выбрал Ллойда.
— Ну, так мы узнаем, когда и где он встретился с Ллойдом, и с этого места возьмем след.
. — Да. Мы также узнаем, посетил ли он Ллойда как Шарль Мартэн или же под своей собственной фамилией.
— Зачем бы ему понадобилось идти к нему под именем Шарля Мартэна?
— Кто знает? Вы сказали, что он был немного замкнут. Быть может, он хотел скрыть свою связь с ОКЭЛ? В ОКЭЛ точно соблюдают маршрут и график? Быть может, дело просто в этом?
Какое-то время Каллен сидел молча, рисуя на земле какую-то фигуру концом удочки. Потом он сказал:
— Господин Грант, прошу вас не думать, что я драматизирую или… начитался детективов, или что я дурак, но не кажется ли вам, что Билла могли убрать?
— Разумеется, да. Убийства случаются. Ловкие убийства тоже. Однако очень многое свидетельствует о том, что этого не было.
— Почему?
— Прежде всего проведено полицейское расследование. Вопреки всем детективным романам у Отдела расследований уголовных преступлений есть несомненные достижения. Это наиболее эффективно действующее учреждение из всех, что в настоящее время существуют в стране, и даже, если вы согласитесь с моим несколько предвзятым мнением, в любой другой стране.
— Но ведь полиция уже сделала ошибку в одной вещи.
— Вы имеете в виду личность убитого. Да, но, должно быть, их нельзя за это винить.
— Потому что все было идеально разыграно? Что-то еще, о чем мы не знаем, тоже может быть идеально разыграно.
— Разумеется. Как я сказал, случаются ловкие убийства. Однако гораздо проще выдать убитого за другого, чем совершить убийство. Как вы себе представляете само совершение убийства? Кто-то вошел и врезал ему, когда поезд отъехал от Юстона, а потом разложил все так, чтобы это выглядело как падение?
— Да.
— Но никто не заходил к «Би-семь» после отъезда поезда из Юстона. Пассажирка из «Би-восемь» слышала, как он вернулся вскоре после того, как ушел проводник, и позже закрыл дверь. Потом не было никаких разговоров.
— Для того чтобы треснуть кого-то по затылку, разговора не требуется.
— Да, но требуется возможность. Шанс на то, чтобы открыть дверь и застать пассажира, стоящего в подходящем для удара положении, ничтожен. Спальное купе — это не очень подходящее место для совершения убийства, даже если выбран подходящий момент. Кто-то, у кого было бы намерение убить, должен бы был сначала войти в купе, потому что он ведь не мог совершить убийство из коридора. Он также не мог этого сделать, когда жертва была в постели, или же тогда, когда она стояла лицо в лицо с убийцей. В свою очередь, жертва не поворачивалась бы спиной, если бы сознавала, что в купе кто-то есть. Поэтому ясно, что это можно было совершить только после вступительной беседы. В то же время «Би-восемь» говорит, что в «Би-семь» никто не разговаривал и что никто туда не входил. «Би-восемь» принадлежит к тому типу женщин, которые «не могут спать в поезде». Ей мешает каждый, даже слабый, отзвук, скрежет или стук. Около половины третьего она обычно спит как сурок и храпит. Но Билл Кенрик был уже мертв задолго до этого.
— Она слышала, как он упал?
— Она слышала «грохот» и подумала, что он стаскивает вниз чемодан. Разумеется, у него не было никакого чемодана, ничего такого, что могло бы вызвать грохот. Кстати, говорил ли Билл по-французски?
— Настолько, чтобы можно объясниться.
— Avec moi.
— Да, что-то в этом роде. А почему вы спрашиваете?
— Просто мне стало интересно. Такое впечатление, что он хотел где-нибудь провести ночь.
— Вы думаете, что в Шотландии?
— Да. «Новый Завет» и французский роман. А ведь он не знал французского.
— Должно быть, его знакомые шотландцы тоже его не знали.
— Резонно. Шотландцы обычно не знают французского. Но если он хотел провести где-нибудь ночь, то он не смог бы в тот день встретиться с вами в Париже.
— А, Билла не смутил бы один день опоздания. Он мог мне послать телеграмму 4 марта.