Поющие пруды

Глупо, наверное, но мне стало немного обидно. Негативное людское отношение я могла воспринимать спокойно, а вот неприязнь животных задевала. Я-то их всех всегда любила.

– Вы так и не рассказали про гибель моей мамы, – когда молчание затянулось, напомнила я Громову. – И еще… я знаю, что она сделала. Что она…

– Убивала? – закончил Громов и, не став меня жалеть, подтвердил: – Да, она убила нескольких человек. Сначала это был парень из местных, а потом небольшая группка туристов, приехавших порыбачить в наши края. Среди них был ребенок.

Он говорил об этом так спокойно, а у меня внутри все покрывалось льдом. Я фактически не знала свою мать, но понимание, что она совершала такое… это было просто ужасно. Чудовищно.

– Она не хотела этого делать, но ей нравилось питаться человеческой энергией, – продолжил Громов. – Первое время после обращения для русалок это своего рода наркотик. Низшие завлекают и убивают людей, чтобы стать сильнее, и русалки первое время после обращения тоже испытывают такую потребность… только используют для этого не когти и посылание страшных образов, а пение. Впрочем, некоторые не отказывают себе в таком удовольствии и после. Что до Ингрид… я не знаю, как она жила после того, как уехала. Но, вернувшись, она пришла ко мне и попросила о помощи. Она снова хотела петь и не могла это контролировать. Хотела убивать… Я предложил ей провести один… ритуал, назовем это так. Не буду вдаваться в подробности, но это примерно то же самое, что обращение. В то время на озере как раз снова активировались низшие, и справляться с ними в одиночку мне становилось все сложнее. Тот ритуал должен был одновременно запечатать проход и помочь ей ослабить связь с озером, ослабить русалью сущность.

В очередной раз повисла пауза, после которой он закончил:

– Я предупреждал Ингрид, что это опасно, но она настояла. В итоге ее организм не справился.

Не могу сформулировать, что я почувствовала в этот момент. Сложно скорбеть о той, кого практически не помнишь, пусть даже это твоя родная мать. Мне было одновременно жаль и ее, и тех, кто умер по ее вине. Жаль, что все сложилось именно так… и, пожалуй, жаль саму себя, потому что мне тоже предстояло через все это пройти.

Наверное, именно в этот момент, сидя в старом потрепанном кресле я твердо решила не повторить судьбу матери. Как бы ни было страшно и больно, я обязана со всем справиться. Не знаю, взяла ли уже на душу грех, лишив кого-то жизни, но никогда больше этого не сделаю. Буду литрами вливать в себя полынный отвар, просить Егора запирать меня в комнате – сделаю что угодно, только бы не превратиться в монстра.

– Майкл говорил, что причиной смерти мамы назвали остановку сердца, – припомнила я. – Почему тогда вас обвиняли в ее смерти?

– Потому что в момент ее гибели я находился рядом, – пожал плечами Громов. – Наша семья всегда стояла и до сих пор стоит многим поперек горла. Я не самый приятный человек, если ты еще не заметила.

Больше на эту тему я его расспрашивать не стала.

Он явно не хотел говорить подробности, да и меня в настоящий момент они не слишком интересовали – пока информации с меня было достаточно.

Чуть позже, сидя в комнате Егора, я никак не могла отделаться от холода, поселившегося в душе. Обхватила колени руками и гипнотизировала взглядом чашку с недопитым кофе.

– Я тоже могу умереть, да? – безэмоционально спросила я. – Во время превращения.

Присев рядом, Егор обнял меня за плечи:

– Ты не умрешь, Марина. Никакого… ритуала, какой проводил для Ингрид мой отец, не будет. Ты просто перевоплотишься, и высвобожденная в этот момент энергия закроет проход.

Он немного помолчал, а затем, осторожно приподняв меня за подбородок, посмотрел в глаза:

– Прозвучит пафосно, но я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось.

Было в его интонации и взгляде нечто такое, что заставляло в это поверить.

Но я все-таки спросила:

– Почему?

– Не напрашивайся на признания, я не умею красиво говорить, – фирменно усмехнулся Егор. – И вообще, Балашова, ты же умная. Сама догадайся.

Я догадывалась. Но не потому, что «умная», а потому что по отношению к нему чувствовала то же самое. Мне всегда казалось смешным, когда люди признаются в любви, едва друг друга зная. За громкими признаниями обычно скрывается пустота, а настоящие чувства в словах не нуждаются.

На этот раз, целуя Егора, я ощущала, как тревога постепенно отпускает.

У меня в запасе имелись еще несколько дней. И вместо того, чтобы терзать себя волнениями, я собиралась сполна ими насладиться.

Удивительная все-таки штука – время.

Когда чего-то сильно ждешь, оно тянется, как резина. А когда хочешь задержать какие-то мгновения – пролетает совершенно незаметно.

Я не ждала свой день рождения, но он наступил.

Просто, проснувшись одним утром, вдруг осознала, что сегодня мне исполнилось шестнадцать. Это было совершенно обычное, ничем не примечательное утро. Я так же, как всегда, умылась, приняла душ и отправилась на пробежку, сопровождающуюся звучащей в наушниках любимой музыкой.

И, только вернувшись с пробежки, ощутила, что это утро отличается от остальных.