Восемь лет провел Дэн в Риме, прежде чем принял сан, и вначале всем казалось, что эти годы никогда не кончатся. И однако, восемь лет пронеслись куда быстрее, чем могли вообразить в Дрохеде. Что он будет делать потом, когда станет священником, никто себе ясно не представлял, но уж наверно вернется в Австралию. Только Мэгги и Джастина подозревали, что он захочет остаться в Италии, но Мэгги все же удавалось заглушить эти опасения – ведь Дэн с таким удовольствием каждый год приезжает домой на каникулы. Ведь он австралиец, конечно же, он захочет вернуться на родину. Джастина – дело другое. Нечего и мечтать, чтобы она навсегда вернулась домой. Она актриса, в Австралии ей на сцене не выдвинуться. А Дэн может отдаваться своему призванию где угодно.
Итак, на восьмой год никто не строил планов – как будут дети развлекаться, когда приедут на каникулы; напротив, всей семьей надумали поехать в Рим и увидеть своими глазами, как Дэн примет сан.
– Мы кончились пшиком, – заявила Мэгги.
– Простите, дорогая, как вы сказали? – переспросила Энн.
Они сидели в теплом уголке веранды и читали, но книга Мэгги давно уже лежала забытая у нее на коленях, а она рассеянно следила за двумя весело бегающими по лужайке трясогузками. Год выдался дождливый, червей – изобилие, и не упомнить, когда еще так сытно и привольно жилось птичьему народу. Разноголосое пение и щебет не смолкали с рассвета дотемна.
– Я сказала, мы кончились пшиком, – зловеще повторила Мэгги. – Как отсыревшая шутиха на фейерверке. Все надежды пошли прахом! Кто бы подумал в тысяча девятьсот двадцать первом, когда мы приехали в Дрохеду, что этим кончится?
– Я все-таки не понимаю.
– У мамы с папой было шестеро сыновей да еще я. Через год родилось еще двое сыновей. Чего надо было ждать? Будут десятки детей, полсотни внуков? А теперь смотрите. Хэл и Стюарт умерли, остальные мои братья, видно, жениться не намерены, и вот я – единственная, кто не вправе передать по наследству нашу фамилию, – одна могу дать Дрохеде наследников. Но всевышним богам и этого мало. У меня сын и дочь. Можно ждать хоть нескольких внуков. Как бы не так! Мой сын становится священником, а дочь при ее профессии весь век проживет старой девой. И опять Дрохеда остается ни с чем.
– Не вижу, что тут удивительного, – сказала Энн. – В конце концов, чего можно ждать от ваших братьев? Торчат безвылазно на выгонах, пугливы, точно кенгуру, никогда не встречаются с девушками, на которых им бы можно жениться. А Джимса с Пэтси еще и война пришибла. Можете вы себе представить, чтобы Джимс женился, раз он знает, что для Пэтси это исключено? Слишком они привязаны друг к другу. Да и работа на земле тоже делает мужчин бесполыми, чуть не все силы отнимает, а их всего-то не так уж много. В самом прямом, чисто физическом смысле. Вы никогда об этом не задумывались, Мэгги? Грубо говоря, ваше семейство не создано для бурной сексуальной жизни. И к Дэну и Джастине тоже это относится. Я хочу сказать, иные люди только и знают, что за этим гоняются, как блудливые коты, а у вас в роду ничего такого нет. Впрочем, Джастина еще может выйти замуж. Похоже, она необыкновенно привязана к этому немцу, к Лиону.
– Вот именно, вы попали в самую точку. – Мэгги не принимала никаких утешений. – Она необыкновенно к нему привязана. И не более того. В конце концов, они знакомы уже семь лет. Если б она собиралась за него замуж, они бы уже давным-давно поженились.
– Вы думаете? Я неплохо знаю Джастину. – Энн говорила чистую правду, в Дрохеде никто, в том числе и Фиа с Мэгги, не понимал Джастину так, как она. – Я думаю, она отчаянно боится полюбить той любовью, какую влечет за собой замужество, и, признаться, я восхищаюсь этим Лионом. Он, видно, прекрасно ее раскусил. Нет, я не могу сказать наверняка, что он в нее влюблен, но уж если влюблен, у него хватает ума ждать, пока она дозреет для решительного шага. – Энн наклонилась в кресле, забытая книга упала на кафельный пол веранды. – Слышите, слышите эту птицу? Как хорошо, по-моему, соловью и то до нее далеко… – И, помедлив, высказала наконец то, что уже многие недели было у нее на душе: – Мэгги, почему бы вам не поехать в Рим? Вам бы надо быть там, когда Дэн примет сан.
– Я в Рим не поеду! – сквозь зубы ответила Мэгги. – Я никогда больше никуда не двинусь из Дрохеды.
– Ну что вы, Мэгги! Дэн так огорчится! Пожалуйста, поезжайте! Если вы не поедете, там не будет ни одной женщины из Дрохеды, вы одна еще молоды и можете лететь. Поверьте, если бы я, старая развалина, могла надеяться, что выдержу такое путешествие, я бы уж была в этом самолете.
– Отправиться в Рим и смотреть, как празднует победу Ральф де Брикассар? Да я скорее умру!
– Мэгги, Мэгги! Конечно, вы разочарованы, но зачем же отводить душу на нем и на родном сыне? Вы же однажды признали, что сами во всем виноваты. Так смирите свою гордыню и поезжайте в Рим, сделайте милость.
– Дело не в гордыне. – Мэгги вздрогнула. – Ох, Энн, мне страшно ехать! Я не верю, что это неизбежно, не могу поверить. Как подумаю, мороз по коже.