Поющий колодец

Пытаясь разобраться в своих чувствах, он не нашел в себе паники, отнимающего разум и силу ужаса — хотя честно признал, что все-таки напуган. А заодно вопреки собственным утверждениям усомнился в своем праве находиться здесь. Развести костер он вправе, ибо это чисто человеческая привилегия, огнем пользуется лишь человек. А вот земля — дело другое, права на нее вполне могут предъявить иные владельцы, обладавшие ею с древнейших времен по праву первенства.

Костер прогорел. Над горизонтом взошла почти полная луна, озарившая окрестности своим неярким мертвенным сиянием, и в этом призрачном свете стало видно, что вокруг кострища никого нет. Однако Томас, вглядевшись попристальнее, сумел различить некое подобие подвижной массы среди деревьев росшего внизу леса.

Ветер усилился, издалека донеслась тараторка ветряка. Оглянувшись через плечо, Томас попытался разглядеть его, но света было слишком мало.

Напряжение понемногу отпускало, и Томас в недоумении принялся гадать: "Что же, черт возьми, произошло? Фантазию мою буйной не назовешь, духов я никогда не вызывал. Нет сомнений, произошло нечто непонятное — но как это истолковать?" В том-то и загвоздка — никаких толкований давать он не хотел, предпочитая оставаться независимым наблюдателем, как привык.

Сходив в фургончик, он отыскал там бутылку виски и вернулся к огню, не утруждая себя поисками стакана. Затем вытянулся на стуле и, взяв бутылку за горлышко, уперся ею в живот, кожей ощутив прохладное круглое донышко.

И тогда ему вспомнился разговор со старым негром, состоявшийся как-то раз в глубинке Алабамы. Они сидели на покосившемся крылечке ветхого опрятного домика, под сенью ветвей падуба, защищавшего двор от жаркого послеполуденного солнца. Старик спокойно расположился в кресле, время от времени покручивая свою палку между ладоней, так что ее крючкообразная рукоятка безостановочно вращалась.

— Ежели вы намерены написать свою книгу, как оно следует быть, — говорил чернокожий старик, — вам не следует останавливаться на Нечистом. Напрасно я это говорю, да раз уж вы обещали не упоминать моего имени…

— Ни в коем случае, — подтвердил Томас.

— Я был проповедником многие годы, и за это время узнал о Нечистом очень многое. Я сделал его козлом отпущения, я запугивал им людей. "Ежели будете скверно себя вести, — говаривал я, — то он, Дух Нечистый, поволочет вас за ноги по длинной-предлинной лестнице, а ваши головы будут биться о ступени, а вы будете вопить, рыдать и молить о пощаде. Но он, Дух Нечистый, не обратит на ваши мольбы никакого внимания, не станет даже слушать — просто протащит вас по лестнице да и швырнет в геенну". Нечистый прекрасно укладывается у них в головах, они год за годом слышат о Нечистом, знают, каков он собой и знакомы с его манерами…

— И был какой-нибудь толк? — поинтересовался Томас. — В смысле, от запугивания их Дьяволом.

— Кто его знает. Сдается мне, что да, порой. Не всегда, но порой помогало. Словом, оно стоило постараться.

— Но мне-то вы сказали, что надо глядеть глубже, не останавливаясь не Нечистом.

— Вам, белым, этого не понять. У нас, у моего народа это в крови, и хотя бы кое-кто из наших понимает. Вы ушли чересчур далеко от джунглей. А мы всего несколько поколений, как из Африки.

— То есть…

— То есть оно значит, что вам надобно вернуться. Назад, во времена, где людей вообще не было. Назад, в древние эпохи. Нечистый — это христианское воплощение зла. Ежели хотите, это зло добропорядочное, бледная тень настоящего зла, седьмая вода на киселе по сравнению с чем оно было, а глядишь, и есть. Он достался вам из Вавилона да Египта, но даже вавилоняне и египтяне забыли, а то и не знали, что есть зло настоящее. Нечистый, скажу я вам, лишь жалкая кроха идеи, его породившей, смутный отблеск зла, какое ощущали давние люди — не видели, а то и есть, что ощущали — в те дни, когда высекали первые каменные топоры да носились с идей огня.

— Так вы утверждаете, что зло существовало и до человека? Что духи зла не являются порождением человеческой фантазии?

Старик чуточку кривобоко, не теряя серьезности, усмехнулся.

— И почему это люди возлагают всю ответственность за концепцию зла лишь на себя?

Томас вспомнил, как приятно провел тот вечер, посиживая на крыльце в тени падуба, болтая со стариком и потягивая бузинное вино. Эта беседа была не единственной, были и другие беседы — в разное время, в разных местах, с разными людьми — и слова этих людей привели к написанию короткой и не очень убедительной главки о том, что образцом для создания духов зла, которым поклонялось человечество, послужило зло первородное. Как ни странно, раскупалась книга хорошо, ее все еще переиздают. Все-таки она стоила потраченных сил; но удачнее всего то, что удалось выйти сухим из воды и безболезненно выкрутиться, ведь сам Томас не верил ни в черта, ни в дьявола, ни во что прочее — хотя многие читатели этой книги не подвергали их существование никакому сомнению.