Читаем Поющий омуток полностью

Что за мысли? Правильно держусь по склону. Должна же кончиться когда-то эта чертоломная тайга! Уж не перенесло ли меня на место взрыва корабля — гостя из бесконечных пространств, Тунгусского метеорита? Ведь за столько лет в наших местах я ни разу не видел ничего даже приблизительно похожего на такое урочище!

Леший водит?.. Нигде в корягах, в завалах не слышался вкрадчивый зов, не гремела угроза, не мерещилось насмешливое косматое лицо. Только казалось, что я продираюсь куда-то целую вечность, что вся земля превратилась в сплошной буревал.

И вдруг я выпал на поляну. Из последних сил спрыгнул с мощного, как спина коня-першерона, черного бревна, корзинкой пробил еловую стену и рухнул в траву. В глазах все еще рябило, мелькали ветки, стволы, когтистые барьеры малинника. А под руками я ощущал шелковистый ворс травы, просторное небо расстилалось над головой. Я лежал, еще не в силах поверить в освобождение, чувствовал, как саднит лицо и на губах солоно от крови.

Вот так бы и лежать, лежать, наслаждаясь покоем, ни о чем не думая. Но все же поднялся. Внизу по склону кудрявились ивняки Быстринки. Справа, совсем близко, — крикни — услышат, — виднелись избы нашей деревни, мой домик. У летней печки хлопотала жена, ради которой я давно уже не лез ни в какие завалы. А она собирается кормить меня, с полной я корзиной приду или с пустой…

Я огляделся и все понял. В единственном месте на этом склоне к Быстринке длинным и острым клином вдавалась в поляну захламленная тайга. Много лет назад этот клин хотели вырубить, чтобы сравнять покос для вольного движения техники. Напилили, нарубили, навалили и бросили. Клин оброс подлеском, оторочился елками. Никому в голову не втемяшивалось влезать в него, его просто перестали замечать. Я первый на планете прошел этот клин вдоль до самого острия. Можно вносить мое имя в список первопроходцев.

Неподалеку раскинулась огромная лиственница в свежей, еще не потемневшей зелени мягких иголок. Под ее навесом всегда в свое время хороводными кругами выстраивались рыжики, душистые, бронзовые, как пятаки. На другой стороне речки скоро притаятся в травах бархатистые пихтарки, тонко пахнущие хвоей, нежно-розовые волнушки. Под елкой обязательно приподнимется белый гриб-боровик, всем грибам полковик, шляпка его, как хорошо подпеченная булка, запахнет свежим хлебом… А там, на бровке дороги к пристани, выберутся под солнце красноголовики. Народ стремительно бежит мимо, дальше, дальше, мы берем грибки следом за ним, нам хватает на жареху, на маринад, на соленье, на сушенье.

Все это ждет меня, я ничего не потерял.

— Где ты так исцарапался? — встревоженно встретила меня жена. — Прижги одеколоном. Я сейчас дожарю картошку и тебе помогу.

Я взял в чуланчике, в котором ночевал, круглое зеркальце и ахнул — точно кошки точили когти о мое лицо.

Потягиваясь и кряхтя, в майке, в трусах вышел отец моей юной гостьи.

— Доброе утро, — сказал мне на полузевке.

— Вы правы. — Я покачал на руке пустую корзинку, на дне которой шуршала куча веток, иголок и листьев.

— А я что говорил, — обрадовался он. — Тем более их нет в завалах. Ты туда лазал? Или жена поцарапала?

Мне захотелось повернуться к нему спиной.

— Доброе утро, — услышал я голос, от которого вздрагивал вчера вечером. Теперь он был надсажен, хрипловат, еще спал. Растрепанные жиденькие волосики топорщились вокруг помятого личика.

— Ой, кто это вас так? — засмеялась она, протирая кулачками припухшие глаза.

— Неудачно побрился.

Я высыпал из корзинки мусор, ушел в огород, сел на приступочку и грустно закурил.

<p>Земляничный божок</p>

Некоторые ученые утверждают, что очень полезно стоять вниз головой. Мол, насыщаются кровью сосуды головного мозга, которые обычно живут впроголодь, и включаются в дело. Дескать, большая часть нашего мозга вообще дремлет — природа оставила ее про запас, для какого-то неопределенного будущего. Приучи себя хоть несколько часов пребывать вниз головой — и будущее приблизится к тебе с распростертыми объятиями. Летучие мыши, наверное, знают об этом хорошо, потому и спят вверх ногами.

А я вот не сумел приспособиться к такому положению. Даже огородные расчистки, посадки, прополки, уборки оборачивались для меня сущей пыткой. Я понимал: все, что растет на земле, без поклона не возьмешь, и эта необходимость заставляла гнуть непослушную поясницу.

Но какая необходимость разбудила меня на рассвете и послала по землянику? Да, из всех запахов на свете я до головокружения люблю аромат лесной земляники, ни с чем не сравнимый аромат. Горстка ягод на дне туеска. Стоит поднести его к лицу — и яснеет разум, и приходит детская радость.

Но ведь горстка земляники! А сейчас надобно ягоды набирать, добывать много ягод: на варенья, сыренья. Рынок за граненый стакан земляники дерет два рубля. Полрабочего дня у станка — за стакан. Не хошь — не бери, кто тебя заставляет! А больному человеку, а ребятенышу — со сливками, со сметаной, с молоком? И как хорошо земляничное варенье, земляника в сахаре зимой: о лете напомнят, спасут от витаминного голодания!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Свет любви
Свет любви

В новом романе Виктора Крюкова «Свет любви» правдиво раскрывается героика напряженного труда и беспокойной жизни советских летчиков и тех, кто обеспечивает безопасность полетов.Сложные взаимоотношения героев — любовь, измена, дружба, ревность — и острые общественные конфликты образуют сюжетную основу романа.Виктор Иванович Крюков родился в 1926 году в деревне Поломиницы Высоковского района Калининской области. В 1943 году был призван в Советскую Армию. Служил в зенитной артиллерии, затем, после окончания авиационно-технической школы, механиком, техником самолета, химинструктором в Высшем летном училище. В 1956 году с отличием окончил Литературный институт имени А. М. Горького.Первую книгу Виктора Крюкова, вышедшую в Военном издательстве в 1958 году, составили рассказы об авиаторах. В 1961 году издательство «Советская Россия» выпустило его роман «Творцы и пророки».

Лариса Викторовна Шевченко , Майя Александровна Немировская , Хизер Грэм , Цветочек Лета , Цветочек Лета

Фантастика / Фэнтези / Современная проза / Проза / Советская классическая проза
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман