Поющий омуток

Те же свирепые заросли крапивы, чернобыльника, лебеды, малинников. Трухлявые бревна, сгнившие столбы, которые, должно быть, фосфорически светятся по ночам. Удушливый стоячий дух заброшенной бани. Вечернее солнце осыпает макушки кустов, зонтики трав сухой красноватою пудрой.

Арса нигде нет. Алексей обеспокоенно озирается, тихонько свистит. Слышатся шлепки, пес вырывается из зарослей весь в репьях, даже хлопающие уши облеплены репьями, будто закручены на бигуди. Улыбается во всю пасть, облизывается с таким видом, точно отобедал за хорошим столом. Я слежу в направлении, по которому он прибежал, мне мерещится там, в пестром мареве, скатная крыша жилья, оранжевым лоскутом горит стекло.

— Давай-ка, Леша, поищем другое местечко, — предлагаю я почему-то шепотом.

— Кто-то Арса прикормил, — спустившись на полгоры, сетует Алексей. — Сколько ни отучал брать из чужих рук — не доходит.

Я защищал Арса как мог: охотничий пес, не сторожевой, да и набегался, а мы до сих пор его не накормили. И мог ведь, мог сам чего-нибудь добыть! Арс благодарно посматривал на меня влажными карими глазами. Он не опережал нас, ему тоже не хотелось спускаться в сырую, как погреб, темную долину.

4

Признаться, что я панически боюсь темноты, что древний пещерный страх перед нею испытываю — нет, пожалуй, не имею оснований. И без хвастовства. Когда служил в армии, стоял на постах в ночную смену среди песков и диких сланцев, совсем недалеко от государственной тревожной границы. Южная ночь играла тенями, будоражила воображение, остро напрягались нервы и слух. Но все же то был не страх. И по ночному, нависшему над головою лесу хаживал, и у костра один коротал августовские кромешные ночи — леденящего, обморочного страха не было. Просто естественное ощущение неуютности, незащищенности, настороженность, оглядка.

И вот, оказывается, трушу. Стоило отойти от неверно обозначенного круга костра — холод прострелил насквозь тысячами иголок. На макушке холма, среди корявых сосен, горел наш костер. Стоило спуститься — и в зарослях осоки, еще каких-то неведомых мне трав послышалось стеклянное бульканье ключика-зыбунца. Котелком тут не зачерпнешь, лишь кружкой возможно наполнить посудину. При вечернем прощальном свете я все это легко спроворил. Зато теперь!.. Недавно мы сварили кашу, похлебали, остудили братскую треть для Арса в прохладных росистых веерах папоротника. Ветра наготовили кругом всякого валежника, даже два бревна мы приволокли, чтобы положить их стенкою друг на дружку, укрепить колышками и предоставить огню спокойно кормиться до рассвета. Арс снисходительно покушал каши, положил морду на передние лапы, поморгал немножко и отключился. Но Алексею, само собою, захотелось чайку. Он мечтательно сказал об этом и не шелохнулся. Я вытер котелок скудной вершинной травкой и отправился к зыбунцу. Сосны мгновенно заслонили костер, лишь красноватые отблески странствовали между ними. Не знаю, каким образом я нашел спуск, по которому подмял травы в первый раз. Теперь зыбунец булькал в полную силу, никаких посторонних звуков не было. Я наклонился на бульканье, на травяное веяние свежести, на ощупь опустил котелок и попытался окунуть кружку.

И вдруг Арс залаял, залаял точно так, как у заброшенного барака.

Алексей окликнул меня по имени, спросил, не я ли иду, хотя знал, что Арс давно привык ко мне. Ответил чей-то голос, высокий, будто женский, и все затихло. Я вцепился в кружку и в котелок, ринулся кверху, напрямик, путаясь в травах. Сбивчиво покрикивал на ходу, чтобы показать, что Алексей не один:

— Бегу, бегу!..

В круге костра на бревнышке сидел посторонний человек, опустив руки топором между колен. Он спокойно обернулся ко мне, в самом деле бородатый, косматый, в пиджаке со свисающими плечами. Костер только что подживили, и я разглядел глаза незнакомца, маленькие под пучками бровей, близко посаженные к переносице. После, днем, глаза эти оказались голубыми, высветленными долгим страданием, а сейчас я только смог понять по их дружелюбному выражению, что нам ночного гостя опасаться нечего, и устыдился своей паники.

Алексей преспокойно курил, щурясь на огонь.

— Наговорили, должно, про меня, — высоким звучным голосом сказал незнакомец, угадав мое состояние. — Конечно, не понять, чего это я все лето кружу по увалам. А что делать на пенсии да одному.

Арс мирно спал, иногда подергивая надбровьями, чтобы прогнать мошку. Я успокоился, с неловкостью посмотрел на пустой котелок и кружку, которые все еще сжимал в кулаках.

— Заварка есть? — спросил ночной гость. — Тут, с другой стороны, ручеек из трав выходит. — Он взял у меня котелок и уверенно двинулся в темноту.

— Почему-то если ты ведешь себя не так, как другой, то этот другой уже сомневается в твоем душевном здоровье, — глубокомысленно сказал Алексей. — Все в нас, в людях, подспудно гнездится чувство стадности. Овца не в стаде — значит, сошла с ума.

— А чего он все же тут бродит, чего вышел к нам?

— Спросил, не заблудились ли, — собака была голодная…

— Здесь заблудиться невозможно: речки выведут! И не мог полюбопытствовать на рассвете?..