Пока бьется сердце

— Почему сам драпаешь, почему не стреляешь? — парирует пехотинец. Он расправляет плечи, выпячивает богатырскую грудь и, в свою очередь, наступает на Беркута. — Зачем немцам спину кажешь?

Степан Беркут, не ожидавший такого, ошеломлен. Он с удивлением смотрит на пехотинца, точно видит его впервые, зачем-то ожесточенно трет кулаком небритый подбородок, кусает почерневшие губы. Молчит, прерывисто и тяжело дышит, собирается с мыслями.

— А ведь это правда… Зачем мы отступаем?! Танки мы потеряли, но у нас есть оружие. Можно бить сволочей из пулемета и винтовки, зубами горло врагу грызть. Надо наступать!

И он обводит взглядом бойцов.

— Всему свое время, товарищ красноармеец, — раздается знакомый всем голос.

Мы оборачиваемся и видим командира дивизии подполковника Черняховского. Расступаемся, пропуская его в центр круга. Он высок и строен, в синем комбинезоне танкиста. На смуглом лице — усталость. Темно-карие глаза покраснели от недосыпания. Лицо комдива, как всегда, чисто выбрито, из-под ворота шевиотовой гимнастерки выглядывает узкая полоска белоснежного подворотничка.

— Всему свое время, — повторяет Черняховский, обращаясь к Беркуту. — Будем и мы наступать, будем идти не на восток, а на запад.

Произнес он это буднично, приглушенным голосом.

Подполковник Черняховский принял командование нашей дивизией в мае 1941 года. Конечно, мы не могли сразу определить, хорош или плох новый комдив, но по тем порядкам, которые он наводил в полках, мы догадывались, что к нам прибыл строгий, но справедливый и умный начальник. В первых же боях он показал себя человеком неробкого десятка, был в самой гуще сражений, и мы постоянно чувствовали его волю, его проницательный командирский ум.

— Вот о паникерах вы правду сказали, — продолжает Черняховский тем же тихим будничным тоном. — Есть такие люди, у которых глаза выпучены от страха. Плохие люди. С ними боролись и бороться будем. Но вот послушал я вашу перебранку с товарищем пехотинцем, и мне стыдно за вас. Вы незаслуженно оскорбили человека. Вам, товарищ танкист, надо извиниться. Как ваша фамилия?

— Степан Беркут.

— В боях были?

— Так точно. Машина сгорела. Командир и башенный стрелок убиты. Сам контужен, чуть не сгорел, вытащили ребята соседнего танка.

— Почему тогда не в медсанбате?

— Уже везли туда, товарищ комдив. Очнулся в санитарной машине и выпрыгнул на ходу.

— Значит, удрали?

— Так точно. Как догадался, что меня в тыл везут, все нутро перевернулось, подумал, что затеряюсь, не попаду обратно в роту, не увижу друзей. Вот и выпрыгнул.

Глаза Черняховского теплеют. Комдив осторожно трогает Беркута за рукав.

— Извиниться перед товарищем пехотинцем все-таки надо.

Степан смущенно хлопает рыжими ресницами, потом протягивает руку незнакомому красноармейцу.

— Извини меня, товарищ. Зовут меня, как ты уже слышал, Степаном Беркутом. По должности — механик-водитель сгоревшего танка. Словом, капитан без корабля. Кстати, и это уже знаешь.

— Ничего, в горячке все можно сказаты, — добродушно произносит пехотинец и называет свое имя: — Петро Зленко, сапер.

Великан поворачивается к комдиву, и лицо его расплывается в добродушной, счастливой улыбке.

— Спасибо, товарищ генерал, что помирили. До беды было недолго, мог не сдержаться я…

Черняховский раскатисто хохочет.

— Вы уж и в генералы меня произвели. Об этом только мечтаю, а пока лишь подполковник.

— Так будете генералом, — смело выпаливает пехотинец. — Чув я про вас…

— Что ж слышали?

— Добре кажуть люди про комдива Черняховского…

— Вы, оказывается, мастер на комплименты…

Петро Зленко искренне огорчен.

— Напрасно так кажете. Какой мне прок комплиментами сыпать. Говорю вид щирого сердца.

— Не обижайтесь, — просит комдив. — Наши танкисты, действительно, люди отважные. Живите с нами в дружбе. Вместе будем врага бить, так сказать, в тесном взаимодействии.

— Обязательно вместе. Не поздоровится фрицу. Быстро в бараний рог согнем… — вторит Зленко.

— Может быть, и не так быстро, товарищ красноармеец, — произносит Черняховский. — Враг сильный и хитрый. Техники у него много. Но придет время, и мы пойдем в большое наступление. Приготовьтесь только воевать не месяц и не два, а побольше. Все будет зависеть от нас с вами.

Комдив обводит взглядом танкистов.

— Кто сегодня сбил немецкий самолет?

Выталкиваем вперед Василия Блинова.

— Так это вы? Помню, помню. Это я вам объявлял благодарности за искусное вождение танка? Фамилия, кажется, Блинов?

— Так точно, товарищ подполковник.

Черняховский жмет руку Блинова.

— Спасибо, товарищ красноармеец, за подвиг!

— Служу Советскому Союзу! — чеканит слова Василий.

Командир дивизии замечает возле Блинова девочку.

— Откуда здесь маленькая солдатка?

Блинов вкратце рассказывает о том, что произошло сегодня на шоссе во время налета вражеской авиации.

Черняховский хмурится, долго смотрит на девочку, молчит. Наконец, произносит:

— Еще раз благодарю вас, красноармеец Блинов! Благодарю за то, что не оставили ребенка в беде. О судьбе девочки, позабочусь, сделаем так, что никто не будет в обиде — ни вы, ни девочка.