Пока бьётся сердце

– Ты думаешь… думаешь, у нас всегда были чувства друг к другу? – Нет. Это не может быть правдой. Я ненавидела его, и он ненавидел меня.

– Подсознательно я думаю, что между вами всегда была особая связь, – произносит она с задумчивым выражением лица. – Я никогда не сомневалась в его верности Мэнди. Знаю, что они очень заботились друг о друге. Но с годами мне стали заметны между ними различия. Они выросли в разных людей, которые не так хорошо подходили друг другу, как вначале. Конечно, я никогда не ожидала ничего подобного, но… Не могу сказать, что сильно удивилась.

Я просто моргаю, пока внутренности скручиваются узлами.

– Ты его не ненавидишь?

Мама заправляет мне за ухо прядь волос.

– Я не ненавижу его, милая. Дин всегда был мне как сын, и мы с твоим отцом оба знаем, что ничего из этого не было преднамеренным. Это не гнусный заговор с целью навредить твоей сестре. Просто ужасная ситуация для всех, и мы знали, что впереди нас ждут трудные дороги с еще более трудным выбором. Мы с твоей сестрой много и подолгу беседуем, и времени потребуется немало, но я уверена, что вы найдете свой путь друг к другу. – Она целует меня в лоб. – Нам больно за Мэнди. Нам больно за тебя. Нам больно за Дина.

Слезы тихими струйками текут по моим щекам, и я с глубоким вздохом переворачиваюсь на спину.

– Он ушел, мам. Он сказал, что мешает мне исцеляться, поэтому согласился на перевод по работе в Блумингтон, просто чтобы быть подальше от меня. Утверждал, что согласился, потому что любит меня, но ведь в этом нет никакого смысла… – Тихие слезы оборачиваются шумными рыданиями, когда меня снова душит реальность. – Я не представляю, как буду со всем справляться без него.

Она снова обнимает меня, притягивая к себе.

– Кора, дорогая… любовь не существует без жертв. Иногда эти жертвы заключаются в том, чтобы проснуться на десять минут раньше и сварить своему партнеру кофе. Иногда это значит устроиться на вторую работу, чтобы прокормить свою семью. Иногда значит не спать всю ночь с новорожденным, чтобы твоя вторая половинка наконец-то смогла выспаться. Или откопать машину на подъездной дорожке после снежной бури. – Она кладет ладонь на мою мокрую щеку и ласково улыбается. – А иногда это означает принести окончательную жертву и уйти ради общего блага.

Я качаю головой сквозь душераздирающие рыдания.

– Я не хочу быть окончательной жертвой. Я хочу быть той, которой утром варят кофе.

– О, милая. – Мама крепко меня обнимает и неожиданно усмехается. – Тебе нужно думать об этом как об акте любви, а не как об акте предательства. И я думаю, тебе следует потратить освободившееся время на то, чтобы немного покопаться в себе и по кусочкам собрать свою жизнь воедино. А я буду рядом, и во всем тебе помогу. И твой отец тоже. Это необязательно конец… Думай об этом как о своем шансе начать все сначала.

Я шмыгаю носом, вспоминая свой последний разговор с Дином в моей гостиной в прошлую пятницу.

Вспоминая выражение его глаз, когда я вернула медальон, самый драгоценный подарок, который я когда-либо получала, и обрушила на него свои гневные слова. Это был наш последний момент вместе. Наш последний танец. А я позволила своим демонам взять верх и причинить ему боль, когда ему было так же плохо, как мне.

Может быть, моя мама права.

Может быть, все дело в любви.

Может быть, любовь – это петь ее любимую песню в темноте, чтобы помочь уснуть.

Может быть, любовь – это отдать свою обувь, чтобы помочь согреться.

Может быть, любовь – это приехать посреди ночи, когда отключается электричество, потому что ты знаешь о ее боязни темноты.

И, может быть, любовь – это уйти, потому что другого способа вновь обрести свет в душе нет.

Мне хочется верить, что сложившиеся обстоятельства стали причиной изменений наших чувств. Что именно это их всколыхнуло и привело в движение, как приливная волна. Но подобные чувства не могут зародиться в течение трех недель. Они создаются со временем, расцветают и растут, проявляются в нечто большее, чем мы оба способны охватить.

Наше испытание, возможно, и открыло дверь, но оно открыло дверь, замок на которой уже был сорван. У нас с Дином всегда была связь – особенная химия. Она скрывалась за шутками и розыгрышами, враждебными словами и глупыми шалостями, но всегда было что-то. И если прокрутить в уме последние пятнадцать лет, как кинопленку, я бы заметила признаки. Заметила, как откровенно игнорировала их из-за обстоятельств, невежества и нашей вечной конфронтации.

Я бы распознала выражение его глаз в зеркале заднего вида после того, как мы спасли Вьюгу посреди заснеженного шоссе.

Увидела раскаяние и ужас на его лице, когда он решил, что чуть не убил меня пончиком с кукурузным крахмалом.

Я бы заметила его подмигивания, ухмылки и огонек в глазах всякий раз, когда мы были рядом.

Обратила бы внимание на его заботливые объятия в клинике для животных, когда он старался поддержать меня.

Я бы вспомнила, как он приехал за мной в ту роковую ночь в ноябре почти в два часа ночи – без колебаний, без вопросов.