Пока часы двенадцать бьют

— Да вот, четыре дня назад ключи новым хозяевам передали. Сашенька на память свои работы из художественной школы оставила, мы с муженьком моим их по всему подъезду и развесили.

Миша с грустью посмотрел на картину, на которой красовался натюрморт: подсолнухи и белый чайный сервиз на подоконнике деревенского окна.

— А вы не знаете куда? — предпринял парень последнюю попытку.

— Нет, не спрашивала, знаю только, что куда-то за город. Ты так сильно расстроился? Побелел аж весь.

— Спасибо Вам большое, — он передал ей мандарины и, понурив голову, поплелся к лестнице.

— Так ты это, юноша, постой! Поговори с ее подружкой, темненькой такой с короткой стрижкой, она помогала им вещи перевозить.

— Спасибо большое! — и он со всех ног помчался к Витьку, который ждал около машины и недобро поглядывал на пьяных мужчин, для которых шел десятый день праздника.

Миша раньше и не заметил, как двор сразу опустел и стал чужим при отсутствии всего одного человека. Серые дома, темные окна, грязный снег. Балкон, на котором обнималась парочка, занавешен, один комплект учебников пропал с подоконника, а цветы казались засохшими и брошенными. Счастье больше не теплилось в этих квартирках.

Витёк медленно покатил к дому, а Макаров позвонил Стасу, чтобы узнать, не ответила ли ему Яра. Но Воронцова была не из тех, кто постоянно залипал в соц сетях, он знал, что у нее большая семья и две маленькие сестренки, за которыми нужно было присматривать.

А завтра уже учебный день. Поэтому он решил, что сможет подождать. Завтра все решится. Завтра он увидит свою Снегурочку.

***

Утром Макаров раньше всех пришел в лицей. Одноклассники лениво вползали в класс, растекались по партам, каждый пытался собрать себя для последнего полугодичного рывка, который сулил свободу. Скоро пришла Алена и попыталась сесть к Мише, но он демонстративно убрал от себя второй стул.

— Миша, давай поговорим? Мы так и не обсудили произошедшее.

Парень кашлянул, прочищая горло, и все еще охрипшим голосом оповестил:

— Нам нечего обсуждать, Алена, если ты не хочешь сказать, что произошло что-то еще, кроме того злосчастного бутерброда и поцелуя, — он пронзительно посмотрел ей в глаза, пытаясь забраться в душу. Девушка отвела взгляд и потупилась. Ему это не понравилось. — Алена?

Она помолчала, потом пожала плечами:

— Кроме бутерброда, поцелуя и захлопнутой двери, ничего, — она специально сделала акцент на последнем, давая понять, что именно это она и имела в виду. — Это глупо, Макаров. Мы столько лет дружили и портить нашу дружбу… Люди приходят, уходят, а друг он всегда остается.

Сорокина постаралась взять его за руку, но он отодвинулся.

— У меня есть друг, который всегда рядом, и он не пытается залезть ко мне в личные вещи, испортить отношение с другими, а просто радуется и помогает. Если ты не такая, то грош цена нашей дружбе.

Было видно, что Алену это задело, и она, шмыгнув носом, уселась за ним, уткнувшись лицом в ладони.

Класс потихоньку наполнялся, пришла громкоголосая староста и начала весело рассказывать, что сделала стенгазету с фотками с их поездки, они могут ею полюбоваться на двери класса, все, весело переговариваясь, столпились около нее, обсуждая выходные. Толпа немного расступилась, пропуская в класс Ярославу. Она шла хмурая, как темная тучка, безразличная ко всем и ко всему.

— Воронцова! — окликнула ее Женя. — Тут и твои с Сашей фотки есть! Не хочешь посмотреть? Мне кажется, это первые ваши фотографии за исключением фотки с первого сентября пятого класса.

— Обойдусь и без них, я прекрасно вижу себя и в зеркало, — едко произнесла Яра, надевая большие наушники и показывая тем самым, что закрылась ото всех. Это удивило Мишу: раньше настолько “ядовито” девушка себя не вела.

Наконец прозвенел звонок, а Саша в кабинете так и не появилась. Вошла Маргарита Семеновна, первой парой стояла литература.

— Староста, кто отсутствует?

Женя встала и обвела класс быстрым взглядом.

— Только Захаровой нет.

— Захарова с этого дня в нашем лицее больше не обучается, — словно гром среди ясного неба прозвучал страшный вердикт. Миша вытаращил глаза и оглянулся на Яру. Он ожидал, что она как-то опровергнет сказанные классной руководительницей слова, но та сидела за их опустевшей партой, такая одинокая и сразу какая-то сжавшаяся и маленькая, смотрела на свои руки, которые теребили ручку.

— Как это? — растерянно спросил Миша, более умный вопрос просто не приходил ему в голову.

— Вот так вот, Макаров. Так бывает в жизни. Ее семья переехала, и ей пришлось сменить школу. А теперь переходим к роману Федора Михайловича Достоевского “Преступление и наказание”…

Дальше Миша уже не слушал, сердце бухало в груди, он видел, как Женя в журнале огромной линейкой вычеркивает фамилию Саши, будто вычеркивая ее из жизни. Он хотел крикнуть ей, чтобы она этого не делала, что она должна оставить ее, это единственное, что у него осталось — фамилия в журнале.