Пока драконы спят

Брат Пачини смотрел на нее, изнывающую от страха. Смотрел в глаза, грубо ломая своей волей ее хлипкую душу, пока она, наездница, одним лишь словом усмирявшая дракона, не сдалась ему, обратив гордыню в покорность и смирение. Если бы ему захотелось, она сбросила бы одежды и возлегла с ним. Но главное – она, любимая дочь благородных родителей, принесла на своих губах чужой вкус. И очень жаль будет, если ее старания окажутся напрасными.

<Икки, обрати внимание…>

Вспышка. Будто кто-то ударил по глазам изнутри. Пачини на мгновение ослеп.

<Вкусная девочка. А ты силен, брат, времени зря не теряешь.>

Пачини втиснул свои губы, обезображенные язвами, в уста наездницы. Бедная девочка пришла в себя, попыталась вырваться – не получилось. Ее трясло от омерзения: лобзаться с инквизитором, да еще прокаженным?!

<Ты понял, Икки, почувствовал?>

<Я понял, брат, я… Спасибо, брат!>

Инквизитор отпустил наездницу. Она упала и, скуля, отползла в угол. Что ж, пусть это будет самое серьезное испытание в ее жизни, долгой и счастливой.

<Ловушки для крабов, глубины Китамаэ, мокрый мех калана под ладонью… Это был ты, Икки, твое детство откликнулось мне в поцелуе. Теперь ты знаешь, где искать!>

<Да, брат. Но как же ты?!>

<Не думай об этом. Я… Я помогу. Доверься мне.>

Сняв чужой вкус с губ наездницы, законник понял, что нашел украденный талант брата. И еще теперь он знал: его собственный талант где-то рядом.

Брат Пачини смотрел в окно, его ноздри трепетали.

Неприступный Университет скоро сам преподнесет ему желанную добычу.

Часть третья Графский замок

24. Распределение

Эрику так и посоветовали: иди, парень, к нему, если желаешь в рыцари выбиться. Он на посвящения не жадный. Дочку разбудишь – бесплатно, мол, от всего сердца – и ты уже, считай, воинского сословия.

– А что с дочкой? – спросил бывший студиозус, изрядно захмелевший от браги. – До меня, что ль, прекрасных витязей не нашлось?

– Нашлось, – ответили ему и, головами косматыми покивав, добавили: – А то как же? Да только девица с привычкой: недельку побегает и сляжет. У батьки ее, хоть и граф знатный, многие лета и здоровья ему, соболиных шкурок и серебра не хватило бы каждый раз Миляну родную будить. Уяснили, благородный господин? Потому и надо не корысти ради, но из чистого уважения.

– Некрасиво, – пробулькал Эрик, уронив в кружку клок волос, единственно оставленный на чисто выбритом черепе. – Подленько как-то.

А они:

– Рыцарем хочешь стать?

Вздохнул молодец: хочу…

Ну, не проблема: сдал железяки кнехтам, обнажил голову и встал на колени перед графом. А пол-то холодный, каменный. А еще пришлось держать графа за руки, потом целоваться с ним взасос. Экая гадость – обниматься с небритым мужиком. Щетина рожу колет, неприятно. А что поделать? Оммаж, етить его за пятку с подвывертом! Пот с ладошек графа Эрик вытер о Священную Книгу Проткнутого, поклявшись служить сюзерену против всех мужчин и женщин, как живых, так и мертвых. За это он получил в феод четверть права суда и право забирать рои пчел, найденные в лесу (лес окружностью в милю, способен выкормить полсотни свиней). Во какое счастье привалило!

Эрик, конечно, расчувствовался и пообещал уважать жизнь и члены господина своего. Граф изрядно хлебнул вина и вообще поплыл: солому стал тыкать – дескать, бери-бери, не отказывайся, обидишь. Лизоблюд догадался: инвеститура! Да, хреновенько он знаниями в Университете овладел. Ну, ничего – недостаток теории Эрик заменит избытком практики.

Дабы достойно войти в свиту нового хозяина, он по совету бражников из таверны сочинил песнь, восхваляющую достоинства Бернарта де Вентада – так звали графа, ибо песнь, затронувшая сердце слушателей, как доброжелателей, так и наоборот, не только способствует удаче в войнах и прославлению героя-победителя, но и преумножает достаток в родовом замке.

Спасибо Лантису, другу покойному, обучил основам рифмоплетства. А уж Эрику не жаль кеннингов для дела благого. Мол, граф, ясень битвы и раздаватель колец, пришел в эти земли по дороге китов, не убоявшись вьюги копий и встречи мечей. И морской конь у графа из огня воды, и меч – звенящая рыба кольчуги, захлебнувшаяся в пиве ворона. А замок графа – корабельный сарай бури, не иначе. Из чистого неба сотканы стены!

«Мед великанов» пришелся тинглиду графа по нраву. Эрика приняли как родного, накормили мясом и напоили до беспамятства. А Миляну, сказали, целовать завтра утречком будешь, перегарный дух на спящих красавиц действует самым благоприятным образом – уж наша-то с постели птицею взовьется да убежит от охальника далеко-далеко.

Вот тогда Эрик во всеуслышание и заявил, что прибыл в графский замок не просто так, но согласно назначению Университета. Он, Эрик, есть новое графское приобретение. Лизоблюд, если кто не в курсе. И вина еще, будьте любезны. С кем тут выпить на брудершафт?..

Переполох случился знатный. Беготня, суета, опрокинутые лавки… Вокруг Эрика мгновенно стало пусто.

Заерзав в обитом медвежьими шкурами кресле, граф громко икнул:

– Лизоблюд? Распределение?